Как-то раз, вернувшись домой, я увидел Кейна. После той нашей весьма напряженной беседы мы не разговаривали. Он хотел продать Пуговицу обратно Боунсу за двадцать миллионов баксов, но я запретил ему это.
И он все еще дулся на меня.
– О, надо же, кто ж это пожаловал! – сказал он, вставляя в пистолет магазин и пряча его в кобуру.
Я пропустил его слова мимо ушей и заговорил о деле:
– Мигель выдал новый опытный образец. Я впечатлен.
– Тем лучше для тебя.
Кейн уселся поглубже в кресло и взял стакан со скотчем.
Я присел рядом, стараясь не злиться.
– Возможно, завтра. И скорее всего, конкурс выиграет Великобритания. Впрочем, с тех пор, как Боунсу удалось загнать партию оружия на Ближний Восток…
Кейн отпил из стакана и, не глядя на меня, промолвил:
– Боунс удвоил цену.
– Какую еще цену?
В принципе, я догадался, о чем говорил мой братец, но верить в это не хотелось. Пуговица не продавалась, тем более что никаких денег не хватило бы, чтобы совершить такую сделку.
– Не прикидывайся дураком. Он готов отвалить нам сорок миллионов.
Брат наконец повернулся в мою сторону, и я заметил в его глазах неиллюзорную угрозу.
– Надо быть последним кретином, чтобы отказаться от таких денег.
Но он прекрасно понимал, каким будет ответ, и заранее сжал стакан в руке так, что тот едва не лопнул.
– Она. Не. Продается.
Нет, никому я не уступлю ее. Она моя, и ничья больше. Хоть полцарства, хоть целое – не продам, и точка.
Кейн хватил стаканом по столу, и тот разлетелся на множество осколков.
Но я даже не вздрогнул.
– Вот же блядство! – заорал мой братец. – Я рисковал собственной жопой, чтобы отбить эту манду у Боунса, и теперь мне что, хер на воротник? Ни мести, ни денег! Но если ты полагаешь, что сможешь отмазаться, то сильно ошибаешься.
Кейн был крупнее меня, но меня это не особо пугало.
– Я сам дам тебе сорок миллионов, – произнес я.
– Что?!
По руке Кейна текла кровь, но он не обратил на это внимания.
– Я сам заплачу тебе за нее. И больше не будем возвращаться к этой теме.
Единственным способом угомонить Кейна, было предложить ему что-нибудь взамен. Он был упрямым и злобным человеком. И уж если он начинал завидовать, то это могло продолжаться до скончания времен.
– Ты чё, рехнулся?
Он посмотрел на меня таким взглядом, что я оторопел, – как будто мы никогда не знали друг друга и не были братьями.
– Ты что, влюбился в нее?
– Нет, – ответил я, стараясь, чтобы у меня не дрогнул голос.
– Так тогда какого хрена? Что ты сейчас говорил мне?
– То, что я ни при каких условиях не отдам ее никому. Ты понял, или нет?
Кейн замотал головой и отвернулся. Капли крови брызнули на столешницу.
– Ты хоть уделал ее, как я советовал?
Мне очень хотелось наврать ему, что Перл и сейчас болтается под потолком.
– Я не собираюсь отвечать тебе. Я заплачу тебе эти сорок миллионов, и ты заткнешься нахер!
– А как же Ванесса?
– Ее уже не вернешь, даже если мы убьем эту. Оставим это в прошлом.
– Ага. Тебе легко говорить, – хмыкнул Кейн. – Тебя же не было на ее похоронах.
– Кейн, – сказал я, сжимая кулаки. – Даже не думай пойти к ней!
– Нет, пойду.
Кейн поднялся из кресла.
– Если тебе наплевать на нашу сестру, то мне нет. Я не позволю Боунсу жить дальше просто так. А ты – мудак! Твои пое*ушки тебе дороже памяти Ванессы! Я любил ее. А ты, как я вижу теперь, – нет!
– Что ты можешь знать об этом?! – взревел я, вскакивая на ноги.
– А чего тут знать? И так все понятно.
Чтобы не убить брата на месте и выпустить душивший меня гнев, я перевернул стол.
– Да я спать спокойно с тех пор не могу! Каждую ночь я вижу ее лицо в кошмарах! Я не могу дышать, когда мне снится, что с ней произошло! Так что не смей говорить мне, что я ее не любил! Да для меня не было никого дороже! Я до сих пор чувствую себя так, будто она умерла вчера! Каждый день, слышишь, каждый день мне приходится переживать все снова! А ты расселся тут и имеешь наглость заявлять, что любил ее больше моего, хотя прекрасно знаешь, что это не так!
– Я так и думал. До этого дня.
Он так ничего и не понял. Дурак, что тут скажешь.
Кейн изобразил на лице гримасу отвращения и направился к двери.
– Отец бы не понял тебя.
Больнее ударить он не мог.
– Отец и так никогда меня не понимал, – заметил я.
Кейн взял бутылку скотча, и по стеклу побежала его кровь. Ее было так много, что на полу натекла целая лужица.
– И я тоже тебя не понимаю, – не оборачиваясь, бросил мой брат.
Этим вечером я велел подать обед в мой кабинет.
Я совсем не понимал, как мне правильно поступить. Мой родной брат, единственный близкий мне человек в этом мире, презирал меня. А единственная женщина, без которой я уже не мог жить, ненавидела меня.
Короче, дела обстояли хуже некуда.
Чтобы помириться с братом, я должен был отдать Перл Боунсу и убить ее на его глазах. Тогда в моей семье воцарится мир, и все закончится.
Но я не мог предать ее.