Пуговицы (СИ)

Надю полностью захватила идея о том, что они должны стать настоящей семьёй. При этом она требовала от Славы одновременно и сыновьего послушания, и братской опеки, и любовного восхищения. Тогда-то он неожиданно понял, что имеет дело с психически нездоровым человеком, и что её чрезмерное участие в их жизни с самого начала было продиктовано навязчивым желанием стать предметом его внимания, заботы и любви. Всего того, что она видела в его отношении к Даше. Надя даже намеревалась, оформив поддельные документы, удочерить девочку, чтобы навсегда сделать его зависимым от себя.

Поэтому школьную влюблённость Славы физручка восприняла с безумной ревностью, она закатывала такие сцены и истерики, от которых ему делалось жутко. В ход шли все возможные запугивания, начиная от звонка Марку и заканчивая самоубийством. Один раз она воткнула себе в ногу нож, а в другой опустила локоть в кипящую кастрюлю. Самого Славу она никогда не трогала и даже боялась причинить ему физическую боль, но когда стало ясно, что выгнать из школы меня не получится, перешла к прямым угрозам в мой адрес.

Именно такую историю поведал мне Томаш, и звучала она весьма правдоподобно, особенно с учётом того, что я знала об Антоне.

— Мне нужно подумать, — я забрала свою руку из его горячих ладоней и поднялась.

— О чём? — он обеспокоенно выпрямился.

— Моя жизнь простая, как отрезки на горизонтальной прямой, а тут сплошные сложные функции. За пять минут не решишь.

— Не надо ничего решать, — Томаш пошёл за мной в коридор. — Я рассказал тебе всё по-честному, чтобы ты больше не додумывала лишнее.

— Лишнее? Да я подобное при всём желании не смогла бы выдумать.

— Микки, ты мне очень нравишься, — стоя в шаге от меня и пристально наблюдая, как я вожусь с курткой, сказал он с нажимом. — Очень. Вот об этом подумай, как следует.

Я рассеянно кивнула.

— И, если… Если я тебе тоже нравлюсь, — с осторожностью, словно недавнее «Теперь ты со мной» говорил совсем другой человек, произнёс он. — У тебя нет причин меня избегать.

Я замялась. Уходить так, будто я обижена, было неправильно. За доверие нельзя платить неблагодарностью. Но именно доверие являлось главной неизвестной в этом замысловатом уравнении.

Из комнаты высунулась Даша, увидела меня в одежде и, молниеносно подскочив, крепко прижалась:

— Так не честно! Почему ты сразу уходишь?

— Как же сразу? — я погладила её по голове. — Я у вас уже два часа. Сейчас почти восемь. Пока ещё до дома доберусь.

— Погоди, — вдруг спохватился Томаш.

— Я провожу.

— Не нужно. Нет настроения разговаривать.

Он замер со свитером в руках.

— Точно?

— Извини.

— А можно я тебе напишу в вотсап? — попросила девочка.

— Конечно. Слава тебе даст мой номер.

— Спасибо! — Даша обхватила меня за шею и прошептала на ухо: — Береги пуговицу.

— Обязательно, — я помахала Томашу над её головой. — Пока.

Он тоже помахал.

От внезапно возникшей между нами дистанции холод ощущался сильнее, чем от пронизывающего ветра на улице.

Мне требовалось либо принять эту полную странностей и белых пятен историю, либо, как советовала Лиза, прекратить всяческое общение со Славой.

Ещё до его рассказа, до полунамёков Даши, когда я ехала к ним из больницы, всё было почти нормально. Недосказанность существовала, но вопрос о выборе не стоял.

Теперь же, когда я узнала все подробности, по сути, ничего не изменилось, но на самом деле изменилось всё.

Как-то раз Бэзил в красках описывал, как у них в деревне режут и ощипывают кур. Описывал со смаком, со всеми натуралистическими подробностями, как они бьются, как кричат, нарочно, зная, что нам с Лизой это неприятно слушать. Казалось бы, ничего не случилось, и от самого этого рассказа ни одна курица не пострадала. Просто информация, просто дополнительное знание, как это бывает на самом деле, однако потом я больше года не могла видеть голые куриные тушки в магазине.

И вот теперь от этого дополнительного знания, которое я сама вытребовала у Томаша, мне было также плохо и противно. Пусть он не любил Надю, пусть стал всего лишь жертвой обстоятельств, пусть делал это всё ради сестры, но чище он от этого не становился.

Тайная смерть их матери, странное бегство из дома, неоднозначные отношения с Надей, могущественный Марк, продуманная до мелочей «мамина» комната, пуговки и кислота, которой Надя собиралась меня облить. Кислота! От одной этой мысли по спине пробежали мурашки. Я так близко ходила рядом со всем этим и ничего не подозревала.

«Меньше знаешь, крепче спишь» — народная мудрость, дошедшая до меня во всей своей полноте лишь сейчас. И если я и раньше спала отвратительно, то теперь со сном и вовсе можно было попрощаться.

Когда Кощей вернется, он сможет рассказать о том, что скрывала Яга. Но я уже не была уверена, что хочу это знать.

И всё же Томаш велел подумать о том, что я ему нравлюсь, но как только я начинала об этом думать, остальное отступало на задний план, размывалось и, какими бы шокирующими не были открывшиеся подробности, переставало иметь значение. И это не считая того, что в его присутствии моё здравомыслие заканчивалось в принципе.