Пуговицы

А два года спустя снова увидел ее у моря. Хотя узнать ее было довольно трудно. Как я уже говорил, лицо, руки, ноги были покрыты синяками и царапинами. Одни были совсем свежие, другие заживали. Лицо, если смотреть на него в профиль, почти плоское, как вы видите на бумаге, запястья — тоненькие, как у ребенка. Взгляд, конечно же, изменился. В нем больше не было пустоты — только удивление. Видеть его было еще невыносимее.

Энжи сидела на набережной в ряду других уличных художников и рисовала портреты. Я заказал свой. Пока она рисовала, огонь выжигал меня изнутри. Вообще, в вашей стране — такой прекрасной и дикарской — этот огонь в себе я чувствовал не впервые. Возможно, потому что мои прадеды родились здесь… Но в этой девочке для меня словно сконцентрировалась вся боль от того, что я успел увидеть и узнать.

Я не решался заговорить с ней. Минут через сорок (я всячески оттягивал окончание работы — отходил покурить, крутился на стуле) она закончила. Портрет получился хорошо. Я заплатил за него вдвое больше, чем она попросила. Но Энжи вернула мне сдачу. Я немного отошел и стал наблюдать. Увидел, как к ней подошел какой-то тип в спортивных штанах и Энжи отдала ему деньги. Тип отсчитал какие-то копейки и протянул ей. Она благодарно улыбнулась и снова замерла, глядя на поток отдыхающих. Она работала с удовольствием. Я наблюдал за ней до поздней ночи. В свете фонарей она напоминала прозрачную ночную бабочку.

Затем она собрала вещи и ушла в сторону торговых палаток. Там купила чипсы и кофе в пластиковом стаканчике и пошла куда-то вглубь кипарисовой аллеи.

Огонь жег меня все сильнее. Она не должна была находиться здесь! Это я чувствовал каждой клеточкой своего тела. Вы же понимаете, о чем я говорю?

Я стоял под тенью старого раскидистого дерева и был готов простоять до утра, если бы она (а это было вполне вероятно) легла спать прямо на скамье. Но, съев чипсы, она направилась в сторону пляжа, где уже зажгли костер бродяги. Я едва успел перехватить ее у самых ступенек каменной ограды.

Не помню, что говорил…

Гораздо позже я понял, что слова для Энжи весили так же мало, как и деньги. Она доверяла ощущениям. Она улыбнулась мне. В этот момент мне показалось, что я искупался под солнечным душем. Я предложил ей поужинать вместе. Со стороны это, наверное, выглядело довольно грубо… Но Энжи была далека от реальности. К ней протягивали руку с куском хлеба — она не могла ее оттолкнуть. Все просто…

Еще тогда я с ужасом подумал, что, воспринимая все так буквально, она пережила много неприятных, возможно, опасных моментов.

… Нас не пустили ни в один более или менее приличный ресторан. Оборванные шорты и вылиняла футболка — это все, что у нее было. Все, что принадлежало ей, кроме полотняной корзины с бумагой и пастельными карандашами.

Тогда я повел ее в круглосуточный супермаркет, набрал всего, что можно было съесть в номере гостиницы без особого приготовления. Слава Богу, времена изменились, и я смог провести ее к себе без особых проблем. Дал ей халат, показал, где ванная комната.

Когда она оттуда вышла, удивиться пришлось мне. Она была настоящей красавицей. Это я заметил еще там, в горах. А теперь она вышла ко мне такая сияющая, с длинными рыжеватыми волосами, тонким нежным лицом, грациозная в каждом движении. Я смутился, как смущаются в присутствии особ королевской династии.

Вот так это было, так начиналось…

Всю ночь я просидел в кресле, глядя, как она спит. Думаю, она впервые за все время, прошедшее с нашей первой встречи, спала в нормальной кровати.

Больше я не отпускал ее.

Не знаю, насколько вы романтик и способны понять меня, но я чувствовал, что в мои руки упала звезда…

Когда — утром — я спросил, как ее зовут, она произнесла странное слово, некое странное созвучие: «И-е-ланум»…

Тогда я еще мало знал о ней, но понял, что ее необходимо вывезти отсюда. Вывезти, как вывозят старинные иконы и антиквариат. Нет, не подумайте, что я считал ее дорогой вещью или просто красивой женщиной. Поверьте, в своей жизни я видел и то, и другое…

Прошло почти полгода, прежде чем я смог легализовать ее, купив документы, и вывезти отсюда.

Мы переезжали из города в город. Я занимался научной работой, которая позволяла свободно передвигаться по стране. К исследованию искусства начала пятнадцатого века я добавил тему фольклора в старинной украинской вышивке, и это дало возможность путешествовать по отдаленным уголкам. На самом деле работу я закончил и вовсе перестал о ней заботиться. Все время я занимался Энжи. Она наконец заговорила, начала нормально есть…

Здесь я должен сделать признание. Однажды случайно (это было в парикмахерской какого-то маленького районного центра) я увидел вас по телевизору. Это было одно из многочисленных ток-шоу. Телевизор стоял посреди зала, и я невольно, как и другие клиенты, смотрел на экран. Ничего не воспринимал, пока не увидел фотографию Энжи.

Я едва удержался на месте!

В ту ночь я не спал… Тогда я уже знал, что Энжи ушла из дому, что у нее были вы.