но Луис не слушал, кидая в неё все, что попадалось под руку: яблоко, башмаки, мог выплеснуть на платье горячую похлебку, падал на пол, издавая жуткие вопли, — хочу к маме Анне!!!!
Кое — как друзья усадили Луиса в карету.
— Поймите правильно, но Его Светлость не потерпит подобных истерик в своём доме и вам придётся куда — нибудь отправить сына: в приют, например, — сказал на прощанье Марте дон Кальдерон.
Луис услышал это и притих, ему не хотелось в приют, но и смириться с ситуацией тоже не мог и не хотел, поэтому просто замолчал, полностью игнорируя все слова, обращённые к нему, как самой Марты, так и ее друзей, донна Анна долгие годы нашептывала ему какая недостойная женщина его Мать и какие порочные люди ее окружают.
Диего ехал в Мадрид с радостью: наконец— то не придётся больше проделывать ежедневный долгий путь в монастырь Босоногих Монахинь, расположенный в столице, в котором служил органистом маэстро де Виктория, уже много месяцев Диего осваивал с помощью своего учителя, игру на органе, этом величественном и загадочном инструменте, вызывавшем трепетный восторг в душе юного музыканта, маэстро был доволен учеником, а тот не чаял души в своём учителе.
— Диего, ты надел свою старую куртку, которую у тебя пытался отнять Пабло? — спросил Хуан.
— Да, очень люблю ее, Матушка перешила из куртки Отца, кажется, что она пахнет домом.
— Тогда лучше нюхай ее, но не носи, — хитро прищурился Хуан,
— Почему же, — поинтересовался Диего.
— Посмотри на рукава, брат, они тебе очень коротки, почти по локоть, да и сама курточка производит впечатление позаимствованной у младшего братишки, ты растёшь, дружище, ты растёшь.
Часть 31
— Отец, мама, ну — ка посмотрите, да ведь это наш Вороной, — младшая из сестёр Диего выбежала за ворота, к которым подъехала небольшая повозка, сопровождаемая стражей, к повозке был привязан конь вороной масти.
— Не может быть, — проронил Отец, но конь, почуяв родных людей, радостно заржал.
— Вороной, мальчик наш, — гладила его Мать Диего, — где же ты пропадал? И где Диего?
— Вам письмо, — сказал посыльный, протягивая им свернутый и запечатанный лист бумаги и отвязывая коня.
Когда процессия отъехала от их дома, вся семья вернулась в комнату,
письмо было длинным, в нем Диего рассказывал обо всем, что с ним приключилось за годы отсутствия.
— Хвала Господу, нашёлся наш сынок. Запрягай, Хосе, поехали в Мадрид, надеюсь Его Светлость позволит нам повидаться с сыном.
А где — то через месяц далеко от Испании, в холодной России над письмом сына плакали родители Хуана— Вани:
— Не зря, ох не зря, Лукерьюшка, мы с тобой по монастырям— то съездили, услышал Всемогущий Господь нас грешных.
— Услышал, — плача навзрыд, согласилась женщина.
— Собирайся, голубушка, скоро отправимся за сыночком.
— И за невестушкой его Бенитушкой, — сквозь слёзы проговорила мама Хуана, — как там его сейчас кличут Ванятко — то нашего?
— Хуаном зовут, Иваном, значит, по ихнему— то.
**************************************
— Ваше величество, — с поклоном сказал герцог Лерма, — смею Вам предложить любопытнейшее развлечение.
— Неужели Ваша Светлость наконец— то соизволили все— таки показать нам своих комедиантов, которых Вы так тщательно держите в секрете? — иронично заметил король Испании.
— Ооооо, Ваше величество, это были такие неотесанные неграмотные простолюдины, что пришлось потратить немало времени на то, чтобы они смогли, хоть немного, соответствовать Вашему изысканному вкусу, — улыбнулся герцог, склонившись в поклоне.
— Когда же Вы их нам продемонстрируете?
— Они уже около месяца в Мадриде и ждут с нетерпением возможности показать своё недостойное искусство Вашему взыскательному взору.
— Ну что ж? — подумав, ответил король, — через десять дней большой праздник, Вы же знаете, — день рождения наследника, вот пусть и развлекут нас, а то груз государственных забот не позволяет Вашему королю спокойно отдохнуть, — герцог склонился в поклоне, в мыслях же подсмеиваясь над словами повелителя: все давно знали, что государственные заботы давно и плотно лежат на плечах самого Лерма.
**************************************
— Сынок, — ласково погладив по плечу Диего, сказал маэстро Виктория, — ты делаешь большие успехи в обучении игре на органе, но я чувствую, что твои симпатии, все же, на стороне другого инструмента.
Диего смутился.
— Да, сеньор, это истинная правда, при всем уважении и, даже, преклонении перед органом, лютня — маленький инструмент, который я люблю всей душой, простите, учитель.
— Ой, не извиняйся, разве ты в чем — то виноват? — засмеялся сеньор Виктория, — но орган, даже, если и не вдохновит тебя, не наполнит благоговейной радостью, по крайней мере, прокормит, обеспечит тебе, довольно — таки, не бедную жизнь. Не бросай учёбу ни в крем случае.
И ещё: я уже совсем немолод и, вероятно, не успею дать тебе все те знание и умения, которыми сам владею, но я имею хороших учеников и один из них служит здесь, я поговорю с ним, и ты потом продолжишь свои занятия с этим достойным человеком и талантливым музыкантом.