В «Обвиняемой» есть признаки повествовательной модели, в которой вызывающий сочувствие правонарушитель сначала в силу обстоятельств преступает закон, затем вступает в действие как третье лицо, постепенно переходит в разряд подозреваемых, а по завершении расследования признает свою вину. Однако между «Обвиняемой» и «Женщиной в окне» есть существенные различия, касающиеся в первую очередь проблемы морального и социального воздаяния, благодаря которому главный герой или героиня все-таки вырываются из кошмарного мира нуара, избавляются от тревог и печали. В «Женщине в окне» профессор Ричард Уэнли допускает всего лишь один промах, всего лишь один проступок, который влечет за собой массу последствий. По сути, он стремится спасти свое положение и доброе имя, что ему удается, поскольку он проигрывает во сне гипотетическую ситуацию, связанную с его влечениями и фантазиями. То есть можно говорить о том, что в качестве основного персонажа фильма выступал все-таки не он сам, а его «бессознательное». Если бы не последствия его возможных сексуальных желаний, которые ведут к позору, то, скорее всего, он не стал бы пересматривать свое отношение к коварной Элис Рид. Его подавленные желания так и остались бы под гнетом страхов и социальных приличий. Интересным кажется тот момент, что в фильме супруга профессора появляется на миг и никак не задействована в развитии сюжета. В данном случае нуар — это кошмар лицемерного буржуа, дорожащего своей мнимой респектабельностью и довольного своим социальным положением. Здесь можно провести грань между «темным городом», в котором профессор знакомится с красоткой, и «уютным пригородом», где его ждет совершенно неприметная жена.
Однако в «Обвиняемой» преступление Вильмы Таттл не гипотетическое, не предполагаемое, а вполне реальное. При этом она более невинна, нежели герой фильма Фрица Ланга. Она совершила убийство, обороняясь, пребывая в панике, а вовсе не двигаемая своими подавленными желаниями. Ее история становится «терапевтическим рассказом», женщина обретает новую жизнь, которую заслуживает. Даже то обстоятельство, что она больше никогда не будет преподавать в университете, подается как сугубо положительный момент. В ее потаенном мире нет места для жестокости и насилия. Это демонстрируется в сцене, когда женщина вместе со своим спутником оказывается на боксерском матче. Увидев жестокие удары, которые один из боксеров наносит другому по голове, Вильма вспоминает попытку изнасилования, когда она убивает покушавшегося на нее, и невольно произносит вслух: «Билл, ты делаешь мне больно». Предполагается непатологическое раздвоение личности на Вильму-доктора и Вильму-женщину. Представшая перед судом в качестве женщины, она не была виновна в деяниях своего второго Я, спровоцированного к жизни мужским окружением и мужским миром. Раскаяние и искупление для неё — своего рода этическая и культурная терапия, которая заставляет ее вернуться в «мир живущих».
Завершая рассказ об «Обвиняемой», необходимо указать на несколько моментов, которые ускользнули от взора критиков. Почти все они — символы сексуальности и порочности. Наиболее показательным является пара «вода — устрицы». В предыдущих главах мы уже указывали на то, что в нуаре вода (дождь, туман и т. д.) — это аллегория порочности. В фильме героиня маскирует убийство под несчастный случай, будто бы напавший на нее студент ударился головой о камни и утонул. Для этого доктор Таттл с помощью «обратного» искусственного дыхания наполняет его легкие океанической водой, а затем сталкивает его тело со скалы. Всё это происходит на площадке у скал, где обычно ловили моллюсков. Устрицы как символ еще более глубокой порочности возбуждают подозрения у следователя, так как в воде в легких находятся мельчайшие частицы от ведра для моллюсков.
Обилие в фильме неявных символов и откровенно фрейдистского подтекста привело к тому, что отнюдь не все критики его поняли. В качестве примера можно привести рецензию, опубликованную в «Нью-Йорк Таймс»: «Великолепная психологическая работа, хорошо проложенная терминологией, которая звучит впечатляюще, хотя и
Глава 8
Гардения за гардинами
В одном из разговоров с Фрицем Лангом у него в особняке в Беверли-Хиллз журналист Петер Богданович заметил про фильм «Синяя гардения»: «Это особо ядовитая картина про американскую жизнь». Ланг усмехнулся и ответил: «Единственное, что я могу сказать по данному поводу, что это был первый фильм после преследования со стороны Маккарти, я создал его буквально спустя двадцать дней. Возможно, именно это обстоятельство сделало ленту столь ядовитой».