Пули на васильковом поле (СИ)

Он перевел дух, чувствуя, как поднимаются волоски на спине. Прошлое с удивительной периодичностью нагоняло его в будущем, будто, очнувшись у ЩИТа, он просто родился заново, и события уже прожитой жизни повторялись в свободном порядке. Однако себе Стив мог признать: он очень надеялся, что хотя бы эта война останется только историей.

Человек на земле был бледен, на скуле понемногу желтел синяк. Фуражки не нашлось, и, желая окончательно удостовериться, что он хотя бы не из Гидры, Стив потянулся глянуть на бляху на его поясе. Шлёвки оказались пустыми. Роджерс задумчиво нахмурился.

Потом опустил взгляд ниже.

Нога у мужчины оказалась распухшей, и к ней крепились с помощью ремней две шины из веток. Перелом или вывих. Сама бляшка оказалась без черепа, с какими-то надписями на немецком. Стив болезненно поглядел на них и медленно выдохнул, на корню давя гнев и недовольство. Для него с сорок пятого прошло чуть больше года — а сейчас ощущение, словно он вчера вернулся с передовой, грязный от земли и глухой от выстрелов. Что за?..

— …эп? Кэп? — Наташа даже за руку его дёрнула. — Поднимайся, давай. На пару слов.

Они отошли под деревья.

Романофф молча глядела на него в ожидании.

— Это солдаты Вермахта, — нехотя выдал он, — немецкая военная форма.

— Верхний может и да, — кивнула она спокойно, — но на втором формы нет.

— Переоделся, — дёрнул плечами Стив, — может, в разведке служил.

— Может, — кивнула она, — Только ты глаза-то раскрой, Кэп. И отвлекись от того, что сейчас внутри тебя, ладно? Думай сам — на нём под курткой, которая явно больше на пару размеров, тюремная пижама. Есть, конечно, маленькая вероятность, что он был в концлагере под прикрытием, но давай рассмотрим и другие варианты?

— И какие же?

— Гадать можно долго, — пожала она плечами, — что, по-твоему, вероятнее всего?

— Немец возвращал беглого, — подумав, предположил Стив, медленно проникаясь интересом, — обратно в концлагерь.

Он уже предугадывал вопрос Наташи и не ошибся:

— Почему просто не застрелил?

— Может, он высокого звания.

— Тогда должен был застрелить ещё при первой встрече. А ради мелкой рыбки так мучаться бы не стали, — тонко улыбнулась она. — Ещё?

Стив задумчиво пожевал губу. Нехотя выдал:

— Немец… мог содействовать побегу.

— Скорее всего, так, — кивнула она с таким выражением лица, будто Роджерс решал легкую задачку по арифметике и наконец-то дал правильный ответ.

— Это почему? — нахмурился тот.

Наташа кинула на него быстрый взгляд:

— Миллиган! — позвала она одного из оперов с винтовкой, наблюдавшего за тем, как тела грузили на носилки. Тот немедля подошёл:

— Мэм?

— Расскажи ему, что сказал мне. О том, как вели себя цели во время захвата.

— Действовали слажено, — пожал плечами солдат, — Раненый, вероятно, заметив нас, вывел Целого из-под удара. Они переместились за валун. Затем Раненый пытался прорваться в лес, пока Целый прикрывал его — выстрелил трижды; потом поменялись. Успели пробежать около шестидесяти метров, всё это время Целый помогал Раненому. Это всё.

Стив внимательно выслушал его и задумчиво прикусил губу.

Почему человек из концлагеря помогал фашисту?

Роджерс выдохнул, стараясь отрешиться от своих личных мыслей. У него есть только один четкий вывод: человек в лагерной форме всё время помогал тому, что в военной. От этого и стоит отталкиваться.

Есть множество вариантов, что могли бы объяснить это. Например, они оба — немцы, возможно, родственники, одного из которых сослали в лагерь. Второй — пленный солдат союзных войск воспылал любовью к идеям нацизма. Маловероятно, но не невозможно. Или, может, они оба — советские шпионы, засланные к врагу?

— Наташа, что ты думаешь? — наконец спросил он, понимая, что причин для того поведения, что продемонстрировали их «гости» очень и очень много.

Девушка помолчала:

— То, что они помогали друг другу — факт, — наконец протянула она, — значит, вероятно, что они сообщники. Вот только кто чей? Ладно, — выдохнула она. — Будем оставаться настороже. Идём, группа уже готова.

***

Сознание возвращалось неохотно и долго не спешило проясняться полностью. На грани яви и забытья Ивушкин вдруг подумал, что всё, произошедшее с ним накануне, было обычным сном. Во сне ведь не надо задумываться о нелогичных вещах: они происходят сами по себе, совершенно не контролируемые, и принимаются как единственно правильный выход.

Во сне вполне нормально свалиться в реку в Чехии, а очнуться в чаще леса, когда где-то слева громко бьёт водопад, и течением тебя сюда при всем желании принести не может. Нормально пытаться спасти врага, самовольно подсказывая ему срезать все знаки отличия. Нормально, что этот враг перед смертью тянет к тебе руку, чтобы крепко в последний раз пожать её, а не молить вытащить себя или мстительно утянуть следом в воду.

Но тогда где границы у этого сна? Может, и концлагерь с плетьми, и бесконечная работа, и голод, и страшная война, что длилась уже три года, забирая всё больше и больше жизней на полях сражений и в застенках, — тоже сон?