Пули на васильковом поле (СИ)

— Вовсе нет, — обманчиво мягко улыбнулась она, — и от ваших действий будет зависеть ваша дальнейшая судьба. Ваше имя?

— Николас Ягер, — восстанавливая самообладание ровно сказал он и вдруг уловил краем глаза напряженный взгляд Ивушкина, — Танкист.

Наташа задумчиво кивнула, глядя на него:

— Почему вы решили отдать танк русским бойцам? — спросила она и внимательно поглядела на его реакцию.

Немец выглядел удивленным, но не недоумевающим.

— Если кто и мог использовать его на сто процентов — это они.

— Вы были знакомы до концлагеря?

— Я… был одним из тех, кто разбил танк Ивушкина в сорок первом.

— Поэтому вы решили помочь ему?

— Он был достойным противником, — на миг оторопев, быстро нашёлся Клаус.

Он был удивлён осведомленностью этой женщины, но более того — странным направлением разговора. «Помочь»? Что Ивушкин наговорил ей? И зачем?

— Ваша нога будет в порядке через пару недель, — добавила эта женщина, отступая, — Растяжение, ничего серьёзного. Используйте это время для отдыха и не перетруждайтесь. Не выходите за пределы самолёта. Если ваши действия посчитают угрожающими безопасности членам команды, мы оставляем за собой право ликвидировать вас. Всего хорошего.

— Николай, — обратилась она к Ивушкину и протянула ему странный плоский прибор, — это — одно из доказательств моих слов. Теперь он ваш. Идем на воздух: пару минут и, уверяю, я научу вас этим пользоваться.

Они вышли, оставив Ягера одного в полутьме кабины самолёта.

========== Глава 4 ==========

Оставшись в одиночестве, Клаус длинно выдохнул, пропуская воздух через сухие и потрескавшиеся губы. Он прислушался к себе, замечая, как трясутся кончики пальцев, и поспешно сжал ладони в кулаки.

Всё кончено. Они проиграли.

Он медленно потянул воздух обратно в себя, пытаясь успокоиться и сохранить трезвость ума.

Почему? Что они сделали неверно?

Прикрывая глаза, он на секунду поглядел вслед вышедшему наружу русскому.

Ягеру было плевать на руководство, на рухнувшую систему, взгляды которой он никогда полностью не разделял. Но мысли о стране, о народе, побежденном, раздавленном, униженном, перебивали ему воздух.

Гитлер обещал привести Германию к процветанию и господству — в результате вышло совершенно противоположное. Выходит, он, Клаус, подвел страну, которую обязался защищать?

И зачем он позволил себе лишиться погон? Уже бы все закончилось. Одна пуля.

Дверь, выдав шипящий низкий звук, быстро раскрылась.

Николай вернулся? Не окликает почему-то.

Ягер заставил себя открыть сухие, едва заметно покрасневшие глаза. Шагах в семи, облокотившись на стену, скованно замер незнакомый человек, пристально глядя на него. Клаус подобрался, не отрывая глаз от неподвижной внушительной фигуры мужчины, но его распластанная на столе поза не позволяла в полной мере ощутить уверенность и спокойствие.

— Наташа уже рассказала? — тихим голосом спросил мужчина.

Ягер не ответил, но его взгляд наверняка сказал всё за себя.

Мужчина, внимательно рассматривавший его, подошёл ближе, осторожно поддел носком ботинка крепеж лежанки Николая и отправил её вниз, придавливая ногой ровно в предназначенный для этого паз. Присел на стул у стены, скрещивая руки на груди:

— Думаешь, раз помог русским бежать, все твои преступления аннулируются?

Клаус прищурился, поворачивая голову и смеряя человека напротив тяжелым взглядом.

— Моя ситуация схожа с вашей, — продолжил тот прохладным тоном, — ещё год назад я служил на фронте в сорок пятом году. Пошёл добровольцем, потому что не мог смотреть, сколько боли вы причиняете нашим людям…

— Вашим людям? — насмешливо переспросил Ягер, не сдержавшись. — Это кому, позволь уточнить? Американцам?

Клаус прочитал ответ в голубых глазах и осклабился, зная, что ходит по тонкому льду:

— Совершенно не понимаю, причем здесь вы. Сколько служил, на передовой вас ни разу не видел. Или ты говоришь о столкновениях с Японией? Тогда, думаю, тебе стоит поискать для этого солдата-японца, чтобы высказать ему свои недовольства. Я сражался с советскими людьми.

«Не тебе говорить о боли. А ему», — мысленно закончил он, глядя на дверь.

«А он молчит, — подумалось Ягеру, — и почему-то постоянно спасает».

Светловолосый мужчина удивленно, с проснувшимся интересом покосился на него:

— Людьми? Неужели? А как же «Славяне — принадлежат к семейству кроликов»?

Клаус поморщился:

— Фанатизм, конечно, не редкое, но и не повсеместное явление.

Мужчина замолчал, неподвижно сидя в полутени стены. Клаус не выдержал напряжения, скрутившего его и вылившегося в один единственный вопрос. Он подался вперед, насколько смог, и приподнял голову:

— Что со страной?

— Разделили, — светловолосый мужчина равнодушно повел плечами, — Сначала на четыре части, потом, на долгие годы, — на две. А между ними, через центр Берлина, построили стену. Одну часть отдали Европе, нам и капитализму, вторую — СССР и социализму. Создали два совершенно разных государства, противоположных друг другу по взглядам, — пришедший невесело хмыкнул. — Как думаешь, к чему это привело?