Пули на васильковом поле (СИ)

Ягер не ответил — понимал, — лишь стиснул сильнее зубы. Народ разделился на две части, конкурировавшие друг с другом. Отсюда и неприязнь, и презрение, и лишение единства между жителями одной некогда великой страны.

— И всё из-за вашей чертовой идеи превосходства, — процедил мужчина, — поиграли в высшую расу ценой миллионов жизней, и сами себя изуродовали.

— Замолчи.

— И ради чего?

— Заткнись, прошу тебя.

Мужчина одним рывком оказался совсем рядом:

— Так ради кого ты сражался? Пора решить уже.

— Я сражался за страну.

— И фактически уничтожил её.

Клаус прожег его яростным, больным взглядом. Всё то, о чем он думал в минуты неуверенности, этот человек вырывал наружу. И говорил: ты уничтожил всё, что хотел защитить и возвеличить.

Но мужчина вдруг отступил:

— Сейчас твоя страна — одна из самых процветающих в мире. Развитая, с передовой промышленностью, она оправилась от всех бед, собрала себя по кусочкам. Без вас и без ваших идей нацизма. Трудом. Упорством. И если ты служил ради народа — так и защищай его.

— Я знаю, кому я служил, — проговорил Клаус, — ты не в праве читать мне лекции, как сопливому юнцу.

— Просто подумай об этом, — бросил тот на прощание и вышел прочь.

Клаус перевел дух и расслабил шею, позволяя голове упасть обратно на стол. Ему показалось, что он никогда ещё не чувствовал себя настолько разбитым.

***

Николай вернулся примерно через полчаса. Помимо плоского устройства он принес с собой свежий, пахнущий хвоей воздух, дневной свет, шум листвы и ключ от наручников.

Ягер сел, растирая запястья и аккуратно свешивая раненую ногу в новой плотной обмотке.

Ивушкин заметил брошенный на неё взгляд немца:

— Наташа сказала, простой вывих, — сказал он, косясь на плоскую коробку, которая вдруг ожила и заговорила равнодушным, монотонным женским голосом, переводя фразу на немецкий.

Клаус позволил себе слегка округлить глаза, хотя чувствовал ужасное изнеможение и не ощущал в себе сил даже реагировать на что бы то ни было.

— Передовые технологии нового века, — пожал плечами Николай, и переводчик вновь ожил.

Ягер поглядел на него искоса — русский храбрился, но и сам выглядел поникшим, наполненным той подавляющей усталостью, которая часто приходила после затяжной битвы, окончившейся провалом и спешным отступлением.

— Наконец могу понимать тебя, Николай, — негромко проговорил он скорее для себя, ни на что не надеясь, но вдруг оказалось, что изобретение работало в обе стороны.

Русский выпустил смешок:

— Тоже мне, большое удовольствие.

— Лучше, чем гадать по лицу.

— Всё равно ж понимал.

На несколько секунд воцарилась тишина: Ивушкин, обойдя стол, забрался на него и устроился в полуметре от Ягера. Негромко спросил:

— Я совсем близко и безоружен. Хочешь убить меня?

— Я никогда не хотел этого, Николай.

Тот не посмотрел на немца, лишь протянул бесцветно:

— М-м. А почему?

— Ты — достойный соперник. Таких надо беречь.

Клаус поколебался, но всё же рискнул спросить:

— Вопрос в другом: почему ты так и не убил меня? — и с невеселой усмешкой добавил: — Достаточно было хоть раз не спасать.

— Не мог просто бросить, — тихо сказал Ивушкин, — не по-людски.

— Один раз, на мосту, и другой, в речке — там, понимаю, был выбор: убить или вытащить, всё зависело от тебя. Но зачем сейчас? Ты ничего мне не должен. Но ты всё равно подал голос. Что ты сказал женщине?

Помявшись немного, Николай со слабой улыбкой тихо ответил:

— Что ты, так и так, побегу содействовал. Самое интересное — почти ни слова не соврал, — он нарочито оживленно хохотнул.

Немец тоже сощурил глаза в усмешке, но его тон был невеселым:

— Зачем ты это сделал, Николай?

— Да чего ты привязался?! — вдруг возмутился тот, всплескивая руками. — Сделал и сделал, спасибо скажи.

— Боюсь, «спасибо» за это будет недостаточно.

Ивушкин внимательно выслушал перевод и серьёзно посмотрел на него:

— Думаешь, плату потребую?

— А я не прав?

Николай, рассердившись, соскочил на пол, не отвечая, и резво пошёл к выходу. Не дойдя всего пару шагов, замер.

— Наташа сказала, с войны прошло уже семьдесят лет, — сказал он негромко. Помолчав, добавил таким тоном, будто бросился в омут и теперь, зажмурившись, ждал, когда начнет захлебываться водой: — И что около двадцати назад развалился Союз. Можешь начинать злорадствовать.

— Николай! — окликнул Ягер, соскочив на целую ногу, но так и не решившись сделать шаг. — Я сожалею. Мне сказали, что Рейх пал, а страну разорвали по кусочкам. Поверь, я понимаю тебя.

— Не могу сказать, что хоть немного жалею насчет твоего Рейха, — буркнул Коля, разворачиваясь. Он оперся спиной на стену и уже не пытался уйти.

Немец лишь слабо усмехнулся, покачал головой. Николай вдруг сказал механическим голосом женщины:

— Если решишь бежать, давай быстрее, у тебя не так много времени. Сейчас почти все солдаты ушли за своим секретным артефактом.

— Думаешь, я сбегу? — спросил Клаус устало. — Сам бы сбежал, будь на моем месте?

Ивушкин прикрыл глаза, приподнимая брови, будто от головной боли:

— Честно, не знаю. Такого боевого опыта у меня не было.

— Да, мне как-то тоже не доводилось бывать в будущем, — иронично заметил Ягер.