Пуля калибра 7,92

Рядом бежали вестовой Быличкин и сержант Численко. Правее, стараясь не заступать за линию флажков, пригибаясь под тяжестью бронеплиты, двуноги, трубы и коробок с запасом мин, едва успевали миномётчики. В какое-то мгновение, когда передние цепи взводов уже перебрались через поваленные колья проволочных заграждений, им показалось, что в немецкой передовой линии никого нет. Либо всех перебило во время артналёта, либо немцы, как не раз это они делали раньше, ушли по вторую линию и теперь поджидают их где-то там, дальше, за завесой дыма и пыли. Но когда до первых воронок осталось не больше пятидесяти метров, на правом фланге, где наступал третий взвод, заработал пулемёт. Потом ещё один. Над бруствером, наполовину срытым снарядами, там и тут начали вспыхивать дымки одиночных выстрелов. Но туда уже полетели гранаты. Бойцами уже не надо было управлять. Сержанты гнали людей вперёд. Да и каждый из бегущих, кто хоть раз уже побывал в бою, знал, что залечь здесь, перед ожившей траншеей, на дистанции автоматного огня, означало верную гибель. Вперёд, вперёд…

– Сороковетов! Быстро! По пулемёту! – крикнул он миномётчикам.

– Сюда! Сюда! – И Сороковетов прыгнул в неглубокую воронку, затащил плиту и принялся прилаживать трубу миномёта. Миномётчики присели на корточки и начали быстро готовиться к стрельбе. Астахов откинул защёлки одного из металлических контейнеров, которые всё это время нёс с собой, и вытащил первую мину.

Воронцов побежал вперёд. И вскоре увидел, как пулемёт, плескавший отрывистым пламенем метрах в восьмидесяти правее, потонул в разрывах. Этого было достаточно. Потому что, когда фонтаны взрывов осели, туда бросились штрафники взвода Нелюбина. А впереди уже слышались крики и удары. Воронцов бросился к поваленной сосне, за которой мелькали зелёные угловатые каски, вскинул автомат, пытаясь на ходу поймать в колечко прицела смещающиеся куда-то влево, видимо к блиндажу, чужие каски. Но его опередили. Через сосновые сучья прыгнули сразу несколько человек. Воронцов увидел напряжённые спины бойцов. Один тут же запрокинул голову и упал, судорожно хватаясь сведёнными мгновенной судорогой пальцами за ненадёжное пространство. Другой, перекинувшись через ствол сосны, начал орудовать прикладом винтовки. Пилотка слетела с его головы. Воронцов прыгнул следом. Мельком взглянул на бойца, опередившего его, увидел край сержантского погона.

– Численко! Туда! – указал он помкомвзвода в глубину траншеи, где мелькали затылки зелёных касок и кожаные портупейные ремни с соединительными кольцами.

Сержант перешагнул через искромсанное тело в серо-зелёном мундире и начал судорожно сдёргивать с поясного ремня гранату. Воронцов следом за Численко бросил и свою «феньку». Обе гранаты разорвались почти одновременно. Траншею заполнило пылью и копотью. Численко и ещё двое бойцов, обгоняя Воронцова, со штыками наперевес и криками бросились туда и мгновенно исчезли. Воронцов бежал по брустверу, держа наготове автомат. Облако пыли и гари ветром стаскивало в сторону, и вскоре он увидел стоящего на коленях бойца из второго отделения. В горячке тот пытался вытащить из своего плеча глубоко засевший штык немецкой винтовки. Немец в проломленной каске лежал рядом. В углу траншеи лежали один на другом ещё два трупа. Воронцову показалось, что они ещё шевелятся. Их, видимо, убило взрывами гранат. Разорванные ремни, окровавленные головы, отлетевшие в сторону каски, куски сапог и ещё чего-то жуткого, на что лучше не смотреть.

Воронцов ухватил обеими руками бойца, прислонил его к стенке траншеи, взял винтовку и осторожно потянул на себя. Штык не подавался. Боец закричал от боли. Тогда Воронцов придавил его коленом и с силой дёрнул штык.

– Санитара сюда! – крикнул он.

Но никто не пришёл.

– Санитара! – закричал он ещё громче.

– Убит наш санитар, – сказал боец, зажимая рукой рану. – Там, возле блиндажа лежит. Так что, видать, помирать и мне.