В глазах бойца такая невыносимая мука, что Воронцов невольно отвернулся. Хороший, видимо, солдат, подумал о раненом Воронцов. Из недавнего пополнения. Смело бежал впереди, не жался к земле. Бросился в рукопашную и свалил-таки своего противника. И двое других, в углу траншеи, тоже, должно быть, его работа. А теперь, когда получил штык в плечо, сразу потерял и силу, и злость, запаниковал. Боится, что его бросят. Ротный перед атакой предупредил, чтобы раненых оставляли, что раненые не их дело, что ими займутся санитары. Санитары… Воронцов знал, что санитаров во взводе всего двое – на каждого по тридцать с лишним человек. Даже если треть взвода ляжет замертво, а треть не получит и царапины, то оставшуюся треть двое не выволокут вовремя и они неминуемо пополнят ряды первой трети. И команду ротного он продублировал по-своему: раненых перевязывать, быстро, по ходу движения, затаскивать в окопы и воронки и идти вперед. И предупредил, рассчитывая на впечатлительность личного состава: если кто увяжется сопровождать раненых в тыл, застрелю. Штрафники народ впечатлительный. Когда услышишь зачитанный трибуналом приговор, сразу обретаешь нечто, о чём прежде и не догадывался, и чутко потом, даже во время боя, слышишь над головой трепет крыл собственной судьбы.
– Где твой пакет? – И Воронцов быстро разрезал ножом гимнастёрку бойца, разорвал зубами непромокаемую упаковку и начал бинтовать. Но одного бинта оказалось мало.
– Лейтенант, спасибо, что не бросил. – Боец поймал его руку, сжал её. – Ладно. Ладно. И так хорошо.
Воронцов нагнулся над убитыми немцами, обшарил их карманы. Один медицинский пакет сунул в противогазную сумку, другой разорвал, связал его с предыдущим и забинтовал пробитое плечо бойца как следует.
– Лежи тут. Лежи, не двигайся, а то кровью изойдёшь. Скоро за тобой придут. Лежи и жди.
– Спас ты меня, лейтенант. Спас. Век за тебя богу молиться буду. Дочке своей скажу, чтобы имя твоё поминала. – И боец ухватил руку Воронцова. Пожатие его было слабым, пальцы дрожали. Но он не отпускал руку взводного. – Лейтенант, за нами придут? Ты правду говоришь?
– Придут.
Левее началась стрельба. Лопнула граната, за ней ещё две. Там атаковали гвардейцы. И в это время Воронцов увидел группу немцев, которые бежали с той стороны. Он вскинул автомат, затаился. Дал длинную очередь. Двое, бежавших впереди, упали. Или залегли. Сразу не поймёшь. Остальные тут же повернули назад. Но из-за деревьев им вслед полетели гранаты. Через мгновение там всё было кончено. Воронцов выскочил из траншеи, побежал догонять взвод.
Впереди рвались редкие мины, слышались крики, грохотали винтовки, стучали автоматы. Из-за опрокинутого грузовика выскочил вестовой Быличкин, присел на колено, ловко толкнул в магазин новую обойму.
– Где ротный?
– Там, впереди! – И Быличкин вскочил и побежал рядом с Воронцовым.
Капитан Солодовников ушёл с первой цепью, а он, взводный, выходит, отстал. Вот почему штрафники продвигались своим левым флангом так быстро. Их гнал ротный. Его рокочущий калёный бас слышался из облака дыма и пыли.
Впереди, видимо со стороны села – в дыму не разглядеть, – ударил длинными очередями пулемёт. Левее, напротив мелькавших за деревьями цепей гвардейцев, загрохотал ещё один. Пули зашлёпали по деревьям. Немцы били с флангов.
– Туда! – указал автоматом Воронцов.
Они пригнулись и побежали по направлению к широкому, видимо артиллерийскому, окопу, который издали им показался пустым. Ротный кричал, материл залёгших штрафников где-то левее. Взвод залёг. Пулемёты стригли мутное, прогорклое пространство над головами, придавливали к земле, кромсали всё живое, оказавшееся вне укрытия.
Воронцов знал, что штрафников на пулемёты поднять можно. Встанут и пойдут. Если сзади с автоматом будет идти он сам. Но до пулемётов ещё метров сто, а то и побольше, и сидят пулемётчики не в чистом поле, а за штабелями мешков с песком, и огонь ведут через узкие амбразуры.
– Быличкин! Живо ко мне Сороковетова! Пусть перебирается сюда, в окоп.
Быличкин исчез. Воронцов перевалился через край окопа и оказался в довольно просторной и глубокой копани, обращённой бруствером на восток. Видимо, отрыли её действительно артиллеристы. Следом за ним вместе с комьями земли вниз обрушились четверо штрафников. Среди них оказался и сержант Численко.
– Пулемёты, лейтенант, – зло сказал Численко, будто оправдываясь перед ним за то, что они залегли.
– Вижу! Миномётчиков надо сюда.
И в это время боец, сидевший на корточках рядом с сержантом, сказал:
– Глядите, немцы. – И указал в боковой отвод.