Пункт назначения: Счастье

Все началось, когда Марку было десять лет. У отца развились проблемы с сердцем: дефект одного из клапанов. Однажды ему стало плохо, и его забрали в больницу. Марк наблюдал за тем, как его увозят, и инстинктивно понимал, что больше никогда не увидит отца. Мать Марка настолько замкнулась в своем горе, что никогда не обсуждала это событие с ним, да и никто другой не делал этого тоже.

– Я был предоставлен самому себе, чтобы разобраться с этим и со своей дальнейшей жизнью. Думаю, я все это напихал в себя и перешел в режим отрицания.

Это было начало модели его дальнейшей жизни: он скрывал чувства, чтобы защититься.

С возрастом чувство дистанции причиняло Марку много переживаний. Когда его приглашали, скажем, на вечеринку, он всегда искал повод, чтобы отказаться. Если он заставлял себя пойти, то стоял в стороне и краснел.

– Я очень осторожно подбирал что сказать и всегда следил за собой, – говорит он.

Он всегда вел внутренний монолог, говоря: «Я сказал глупость? Что следует сказать потом? Это будет глупо? А что ты скажешь после этого?»

Марк лежал на диване имитированной гостиной, и чувство беспокойства, которое охватывало его в тот день то и дело, было вполне понятно. Это должен был быть его первый из трех сеансов, на котором он получал псилоцибин. В качестве подготовки под руководством психолога Билла Ричардса из Университета Джонса Хопкинса он учился медитировать в течение нескольких месяцев. Его научили мантре, которую он повторял про себя, – om mani padme hum. Они полагали, что это поможет ему успокоиться, если возникнет паника при приеме наркотика. Билл объяснил, что будет присутствовать на протяжении всего эксперимента, чтобы успокаивать Марка и руководить им.

Все, что Марк слышал о психоделиках, когда рос, было то, что они доводят до сумасшествия. В баптистской церкви, куда он ходил в детстве, раздавали комиксы для подростков о мужчине, который принимал ЛСД и думал, что у него тает лицо. Он не мог отказаться от наркотика, его положили в психиатрическую палату, и он так и не поправился. Марк и представить не мог, что будет принимать нечто подобное в самом сердце одного из престижных университетов мира.

Его попросили принести предметы, значимые для него, поэтому он взял с собой фотографии обоих умерших родителей и нынешней подруги Джин. Он также взял с собой грецкий орех, который нашел на земле в день развода. Он до сих пор хранил его, не зная зачем. Марк лег на диван, и, когда он удобно устроился, ему дали проглотить пилюлю. Потом он спокойно рассматривал с Биллом картины в книге, какие-то пейзажи. После этого Билл завязал ему глаза и надел наушники, в которых играла тихая музыка. Через сорок пять минут Марк начал чувствовать нечто совсем другое.

– Я чувствовал, как мой разум слабеет, – рассказывал он мне. – Я чувствовал, как что-то происходит. Как говорится, грядут перемены… Я определенно мог чувствовать, как меня накрывало…

Потом неожиданно Марк взбесился. Он не знал, что с ним происходит. Он поднялся и сказал, что хочет уйти. Марк понял, что не был полностью честен с девушкой по поводу своих чувств к ней. Он хотел пойти и все рассказать ей.

Билл нежно с ним разговаривал, и через несколько минут Марк решил, что хочет сесть на диван. Он начал повторять мантру, сосредоточился на себе и расслабился. Марк понял, что должен позволить этому эксперименту «пойти еще глубже и глубже», и он сказал, что доверяет Биллу. Ученые во время долгой подготовки объясняли Марку, что называть эти препараты «галлюциногенами» не совсем верно. Настоящие галлюциногены вызывают видения того, чего нет. Эти видения воспринимаются как реальные вещи, например как эта книга, которую вы читаете. Они сказали, что лучше называть их «психоделиками», что в переводе с греческого дословно означает «проявление разума». Так что человек не видит галлюцинаций, скорее он видит вещи словно во сне, только при этом находится в сознании. В любой момент Марк может поговорить со своим сопровождающим, Биллом, и узнать, что он физически присутствует. Еще он может узнать, что вещей, которые видит под воздействием наркотика, физически здесь нет.

– Ничего вроде вращающихся стен не было, – рассказывал мне Марк. – Было абсолютно темно. И все, что я слышал, – тихая музыка, как средство заземления для меня. А потом это просто внутренняя визуализация… Я бы сказал, что это как сон наяву.

Отличие в том, что он и потом мог вспомнить все так же ярко – «так же ярко, как и все в моей жизни».

Лежа на диване, Марк видел, что плывет на лодке по большому прохладному озеру. Он греб веслами и разглядывал своды над озером. Эти своды были маленькими входами в бухточки. Он интуитивно почувствовал, как во сне, что озеро символизирует все человечество. И он подумал, что все мы сливаем в озеро наши чувства, стремления и все наши мысли.