Пункт назначения: Счастье

Он уверовал, что ответ дает исследование по вопросу коренных народов Канады. Если человек живет в общине, не имеющей полномочий контролировать свою жизнь, трудно представить картину многообещающего и стабильного будущего. Они находятся во власти сил чужеземцев, которые не раз убивали людей. Но если человек живет в общине, которая сама контролируют свою жизнь, он легко может представить себе будущее, полное надежд. Потому что община сообща решает, каким ему быть.

Майкл пришел к выводу, что потеря будущего влечет за собой высокое количество самоубийств. Чувство позитивного будущего защищает нас. Если жизнь плоха сегодня, можно подумать, что это больно, но не навсегда. Но когда будущее отнимают, то можно решить, что боль не уйдет никогда.

* * *

Майкл сказал мне, что после исследования пересмотрел свое отношение к причинам депрессии. Он стал слишком скептически воспринимать утверждения, что главными причинами депрессии и тревоги являются отклонения в развитии мозга или гены.

– Это своего рода пережиток сильно европеизированного медикализированного видения здоровья и благополучия, – говорил он мне. – Ему не хватает серьезной оценки контекста, в котором происходят эти вещи. Если действовать таким образом, то мы будем игнорировать законность депрессии для многих людей, которые были лишены надежды. Вместо того чтобы думать об истинных причинах, мы просто подсаживаем людей на наркотики. И это превратилось в отрасль промышленности.

* * *

Я вернулся ненадолго в Лондон и договорился встретиться с подругой, которую знал по университету двенадцать лет назад. Мы как-то потеряли связь друг с другом. Назову ее Анжелой. Когда мы вместе учились, она была одной из тех людей, которым, казалось, удается все сразу. Она играла главные роли в спектаклях, читала Толстого, была для всех лучшей подругой и встречалась с самыми крутыми парнями. Но я узнал от нашего общего друга, что за прошедшие годы у нее возникли серьезные проблемы из-за депрессии и тревоги. Это показалось таким нелепым, что мне захотелось поговорить с ней.

Я пригласил ее на обед, и она начала рассказывать мне историю своей жизни с момента нашей последней встречи, спешно бормоча и постоянно извиняясь. Было совсем непонятно, за что она извиняется.

После окончания университета Анжела получила степень магистра. Когда она стала подавать заявления о приеме на работу, то всегда получала один и тот же ответ. Ей говорили, что она слишком квалифицированна, и если ее возьмут, она все равно уйдет. Поиски работы затянулись на месяцы. Потом прошел год, а ей продолжали говорить одно и то же. Анжела была трудолюбива, и отсутствие работы было странным для нее. В конечном счете она уже не могла платить по счетам, поэтому подала заявление на сменную работу в колл-центр за 8 фунтов (приблизительно 10 долларов) в час. Это было немногим выше британского минимума в то время.

В свой первый рабочий день она прибыла на старую фабрику по смешиванию красок в Восточном Лондоне. Там стоял ряд пластиковых столов на шатких ножках, напоминающих парты в британской начальной школе. В центре стоял стол большего размера, за которым сидел управляющий. Он мог прислушиваться к звонкам в любое время. Ей сказали, что он даст оценку. Центр звонил от имени трех ведущих британских благотворительных организаций. Работа Анжелы заключалась в том, чтобы звонить людям и узнавать у них то, что они называли «три запрашиваемых цены». Она должна была выяснить, какую сумму в месяц люди готовы пожертвовать на благотворительность. Сначала она спрашивала о большой цене: «Вы могли бы позволить себе пожертвовать 50 фунтов в месяц?» Если говорили нет, она спрашивала о сумме поменьше: «А как насчет 20 фунтов?» Если опять отвечали нет, то спрашивала: «А 2 фунта в месяц?» Звонок принимался как выполненный, если удавалось запросить о трех суммах.

В этом центре не было «рабочих мест» в том смысле, как это понимали бабушка и дедушка Анжелы. Ее бабушка была горничной, а дед рабочим на фабрике. Управляющий объяснил ей, что если они примут ее, то раз в неделю ей будет приходить e-mail с расписанием смен на следующую неделю. У нее могло быть их четыре, а могло и вообще не быть. Все зависело от управляющего и от того, как она справлялась с работой изо дня в день.

В конце первого дня управляющий сказал, что она делает все неправильно и если не исправится, то не получит больше ни одной смены. Ей нужно быть более напористой. Приходилось поддерживать высокий процент людей, которые выслушивали три вопроса, а потом нужен был высокий процент людей, которые говорили «да». Через несколько недель Анжела узнала, что если успех работы падал хотя бы на два процента по сравнению с предыдущей сменой, то управляющий будет орать и, возможно, эта смена окажется последней.

Иногда Анжела звонила людям, и они со слезами говорили, что не могут дольше позволять себе пожертвования.

– Я знаю, что слепые дети нуждаются во мне, – рыдала пожилая женщина. – Может, у меня получится покупать другой корм для собаки.