Всякий раз, когда я переживал оптимистический подъем по поводу социального восстановления, выходящего за границы таких звездочек, как Котти в Берлине и клиника «Bromley-by-Bow» в Восточном Лондоне, я сталкивался снова и снова с огромным препятствием и долго не мог понять, как преодолеть его. Мы тратим большую часть бодрствующей жизни на работу, и 87 % из нас либо безразлично относятся к ней, либо просто приходят из-за нее в ярость. Среди нас в два раза больше тех, кто ненавидит ее, чем любит. А если еще учесть разбор электронной почты, то работа отнимает еще больше времени нашей жизни: 50 или даже 60 часов в неделю. Я вовсе не раздуваю из мухи слона. Это то, на что уходит наше время и наша жизнь.
Да, конечно, можно предложить людям попробовать альтернативы. Но когда они должны успевать это делать? В те четыре часа, когда падают на диван и стараются позаниматься с детьми перед сном, пока все не началось сначала?
Это не то препятствие, о котором я думал. Препятствие заключается в том, что бесцельная работа должна быть сделана. Она не похожа на другие причины депрессии и тревоги, о которых я говорил. Например, детская травма или избыточный материализм не являются обязательными в более широкой системе. Работа – ее неотъемлемая часть. Я думал о работе, которую выполняли все мои родственники. Бабушка по маминой линии мыла туалеты, а дедушка работал в доках. Родители отца были фермерами. Мой отец водил автобус, мама работала в приюте для жертв домашнего насилия, сестра – медсестра, а брат обеспечивает наличие товаров для супермаркета. Все эти профессии необходимы. Если бы они исчезли, большая часть общества перестала бы функционировать. И если эта работа, контролируемая боссом, с необходимостью выполнять все эти утомительные, но обязательные функции, является существенной, хотя и вызывает депрессию и тревогу, она должна продолжаться. Это напоминало неизбежную ловушку.
На индивидуальном уровне некоторые из нас могут ее избежать. Если вы можете перейти на работу, где меньше контролируют, дают больше полномочий и вы верите, что ваши обязанности имеют значение, переходите. Скорее всего, депрессия и тревога у вас уменьшатся. Но там, где только 13 % людей находят свою работу значимой, такой совет кажется почти жестоким. При нынешней ситуации большинство из нас не найдут работу, которая будет казаться нам значимой. Печатая эти строки, я представлял человека, которого хорошо знаю и люблю. Она мать-одиночка, которая работает на ненавистной, низкооплачиваемой работе ради того, чтобы троим ее детям было где жить. Говорить ей, что она нуждается в более полноценной работе, когда она изо всех сил борется, чтобы сохранить эту, было бы и подло, и бессмысленно.
Я только начал думать иначе об этом препятствии и искать способ его преодоления, когда посетил одно довольно обыкновенное с виду место. Это небольшой магазин по продаже и ремонту велосипедов в Балтиморе. Они рассказали мне историю. И эта история раскрыла передо мной возможности для более широких обсуждений и доказала, что мы можем наполнить нашу работу большим смыслом и сделать ее радикально менее угнетающей. И не только для отдельных людей, а для общества в целом.
В тот день, когда Меридит Митчел подала заявление об уходе с работы, она подумала, а не сошла ли с ума. Она работала в отделе по сбору средств для некоммерческих кампаний в Мериленде. Это была типичная офисная работа: ей давались задания с крайним сроком исполнения. Ее роль заключалась в том, чтобы работать не поднимая головы и делать то, что было поручено. Иногда у нее были идеи о том, как можно сделать работу лучше. Если она пыталась их выдвинуть, ей говорили продолжать заниматься тем, что входит в ее обязанности. У нее была начальница, которая казалась приятным человеком. Однако ей были свойственны перемены настроения, которые Меридит никогда не умела предугадывать. Где-то в глубине души Меридит понимала, что ее работа полезна, но она никогда не чувствовала к ней привязанности. Она напоминала караоке[277]
. Меридит словно пела ее, как песню, написанную на листе. Это была жизнь, в которой она никогда бы не написала собственную песню. В возрасте двадцати четырех лет она могла видеть, что ее ждет в следующие сорок лет.Примерно в то же время Меридит начала испытывать неотпускающее чувство тревоги, которого она никак не могла понять. По воскресным вечерам сердце начинало усиленно стучать[278]
и возникал страх в преддверии новой недели. Через некоторое время она заметила, что и на буднях она не может спать тоже. Она постоянно просыпалась и нервничала, не понимая почему.Тем не менее, когда Меридит предупредила начальницу о своем уходе, то совсем не была уверена, что поступает верно. Она выросла в политически консервативной семье. И то, что она собиралась предпринять, казалось им радикальным и странным. Если честно, ей и самой тоже так казалось.