Пуп света: (Роман в трёх шрифтах и одной рукописи света)

В этот момент из-за деревьев, растущих рядком на церковном дворе, послышался гудок: пути здесь сворачивали в сторону, деревья повторяли их изгиб и тоже шли полукругом. Поезда за деревьями не было видно, но он был там, в сотне метров от мальчика, и всего через несколько секунд должна была появиться зелёная голова разъярённого тепловоза с двумя большими, как у динозавра, глазами по бокам и с третьим глазом сверху, как у циклопа. Мальчик стоял, окаменев, и совершенно спокойно смотрел на вагоны поезда, притормаживавшего здесь, на переезде; он вглядывался в окна, как будто искал кого-то внутри. Поезд проехал мимо ребёнка, мне стало легче, локомотив пронёсся перед сторожкой и, дав гудок, скрылся вдали.

Я поспешил поднять шлагбаум, в то время как нетерпеливые водители уже заводили свои машины и нервничали, готовясь ехать дальше. Когда я повернулся, чтобы найти взглядом мальчика, его уже не было.

В этот момент в сторожке зазвонил телефон.

Я вошёл и взял трубку. Это был начальник. Голос с другого конца провода спросил меня, не было ли рядом с путями мальчика. Я сказал, что был. Он строго предупредил меня: моя работа заключается не только в том, чтобы опускать и поднимать шлагбаум. Моя работа и в том, чтобы следить, кто вертится около путей. Несколько машинистов сигнализировали ему, что в последнее время всё чаще и чаще рядом с путями болтается мальчик.

— Не старше шести лет, вьющиеся волосы. Машинисты поездов по опыту знают, что это очень опасно: когда кто-то постоянно крутится около железной дороги, это признак потенциального самоубийцы, который скоро окажется под колёсами локомотива. Целыми днями, прежде чем решиться на роковой прыжок, они изучают: когда проходит поезд, какие у него колёса, бампер, острые края, каковы шансы, что человека просто отбросит в сторону и он останется в живых. Ищут место, где проститься с жизнью: по опыту, говорят машинисты, чаще всего они выбирают повороты, потому что если самоубийца долго наблюдает за приближающимся к нему локомотивом, то может в последний момент отказаться от своего намерения. А внезапное появление поезда сокращает агонию. И именно такой поворот перед моим переездом: поезд пересекает реку по старому железному, скрипучему и ржавому мосту, огибает церковь и вдруг появляется из-за ряда деревьев, окаймляющих церковный двор. Они почти никогда не решаются на самоубийство на мосту, потому что это было бы похоже на несчастный случай; будто поезд раздавил их против воли, когда они переходили мост. А им очень важно, чтобы все знали, что это было именно самоубийство, — сказал начальник станции.

Я дошёл до конца первой главы «Лествицы» Иоанна Лествичника и точно помню фразу, которую подчеркнул карандашом, прежде чем опустить шлагбаум и до того, как начался урок начальника про железнодорожных самоубийц. Она гласила: «Убоимся Господа хотя так, как боимся зверей; ибо я видел людей, шедших красть, которые Бога не убоялись, а услышав там лай собак, тотчас возвратились назад, и чего не сделал страх Божий, то успел сделать страх зверей». Мне было трудно с этой фразы вдруг переключиться на телефонную лекцию о нравах железнодорожных самоубийц, а ещё труднее причислить к ним кудрявого мальчика. Потому что я видел его накануне выходящим из церкви; если он верит во Христа, то уж точно не убьёт себя. И хотя я промолчал, начальник, будто прочитав мои мысли, заметил:

— Не рассчитывайте, что мальчик испугается тепловозного гудка; опыт говорит, что самоубийцы в таких случаях, даже если бы они и хотели убежать, стоят будто пригвождённые к шпалам, парализованные страхом. Страх — недостаточная мотивация, чтобы избежать смерти; если бы это было так, то никто бы не умер, потому что все, повторяю, все боятся смерти, но не знают, как от неё спастись.

* * *

Во второй половине дня между пассажирским поездом в Кралево и товарным поездом из Кралева в Лапово есть перерыв четыре часа пятнадцать минут. А поскольку до церкви Святой Троицы всего несколько шагов по шпалам, я решил сходить посмотреть. Пока я шёл к входу в церковь, я думал, что неслучайно её построили в метре от путей: это поддерживает мою теорию, что железная дорога — это как смерть и невидимое Воскресение.