Пурпурный. Как один человек изобрел цвет, изменивший мир

Перкин, конечно, был очень прилежным учеником, и подготовительное обучение показалось ему легким. Он устроился у окна, глядя, как по Оксфорд-стрит едут кареты, запряженные лошадьми, и обсуждал общие интересы с человеком по имени Артур Черч, сидевшим напротив него. «Мы оба любили живопись и делали любительские наброски, – вспоминал Черч. – Меня представили его семье, и мы начали вместе писать картину. Наверное, это произошло сразу после выставки в Королевской академии в 1854 году, когда там разместили мое произведение».

Черч создал собственную домашнюю лабораторию, превратив в нее маленький птичник, и поэтому был рад видеть самодельную лабораторию Перкина на верхнем этаже на Кинг-дэвид-форт, где тот работал по вечерам и на выходных. Уильям любил брать работу на дом, особенно когда после завершения основного курса в 1855 году Гофман оказал ему честь и сделал своим самым юным ассистентом. «Студенты, работающие над исследованиями, казались мне сверхлюдьми», – вспоминал Перкин.

Его первой задачей было создать органические основы из углеводорода, но больше его интересовали результаты следующего задания, которое привело к написанию одной из его первых статей. В начале февраля 1856 года он подал в журнал Proceedings of the Royal Society краткий отчет «О новых веществах для окрашивания», которые открыл вместе с Артуром Черчем. «Это новое вещество, – писали они, – имеет необычайные свойства». Субстанция, которую они назвали нитрософенилин, была результатом эксперимента с водородом и дистилляцией бензола. Получился яркий красный цвет, который растворялся в спирте, приобретал оранжево-красный оттенок и переходил в желто-коричневый при добавлении щелочи. Они сделали вывод, что его «блеск напоминает мурексид», насыщенный пурпурный, изначально производимый из гуано[19].

Хотя Август Гофман был рад, чтобы его студенты публиковали работы (и в действительности сам направлял в журнал их статьи), он считал, что открытие цвета не имеет особой ценности. В каком-то смысле он был прав, поскольку Перкин и Черч не могли предложить никаких вариантов применения этого нового красителя, они продолжили заниматься другой работой. Но важно, что оба юноши были художниками и внимательно присматривались к тому, что другие могли посчитать просто совпадением.

Гофман столкнулся с другими дилеммами. Многие состоятельные патроны колледжа переживали, что химия не давала результатов, которые способствовали бы улучшению их материального благополучия. Все землевладельцы, которых вдохновил крестовый поход Юстуса фон Либиха, вскоре разочаровались, потому что институт, который они поддерживали, не стал спасением. Количество пожертвований стало снижаться, и колледж пришлось объединить с Горным училищем. Некоторые студенты на третьем году обучения Перкина поступили с единственной целью улучшить добычу угля.

Даже в 1856 году многие спорили и волновались о настоящих достоинствах чистой химии. Успешные практичные люди просто не верили ученым. Триумф Всемирной выставки 1851 года, во время которой Хрустальный дворец в Гайд-Парке стал домом впечатляющему разнообразию никогда не виданных прежде механизмов, намекал, что прогресса можно добиться, просто продолжая применять дешевую, но мощную энергию пара.

Проблема работы в области теоретической химии, с другой стороны, заключалась в том, что приложенные усилия редко приводили к чему-то хотя бы немного полезному.

* * *

В ежегодном отчете Королевского колледжа, опубликованном в 1849 году, Август Гофман рассказал о своем самом большом замысле: показать, как благодаря изучению химии можно искусственно синтезировать натуральные материалы. Он признал, что для этого необходима смесь терпеливой работы и удачи. И правда, ученый и его студенты просто пытались найти нечто выдающееся, как умелые художники, рисующие неопробованными материалами. «Возможно, нам повезет», – сказал ученый.