Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

В отличие от византийских и южнославянских церковных уставов, русские уложения по поводу изнасилования обычно не проводили различия между замужними и незамужними женщинами. Наказание дифференцировалось не в зависимости от семейного положения жертвы, а в связи с ее социальным статусом. Социальное положение насильника не принималось во внимание. Оскорбление, нанесенное жене или дочери великого боярина, считалось большим бесчестьем, чем такого же рода оскорбление, нанесенное крестьянке. Одна из статей Устава Ярослава предусматривала уплату мужчиной, изнасиловавшим высокородную боярыню, пяти золотых гривен; аналогичное преступление, жертвой которого стала бы женщина благородного, но менее знатного происхождения, влекло за собой штраф всего лишь в одну золотую гривну. Если же жертва принадлежала к числу зажиточных горожан, однако незнатного происхождения, штраф оказывался еще ниже и составлял две серебряных гривны, или рубль. За изнасилование женщины из низших классов штраф составлял всего лишь одну серебряную гривну, или двенадцать гривневых кун. Точно такие же суммы выплачивались епископу в качестве штрафа за нарушение общественной нравственности, причем дополнительно штраф налагался на каждого из соучастников⁴⁴. Ввиду сложности денежной системы в средневековой Руси трудно определить относительную тяжесть каждого указанного штрафа. Ясно, однако, что пять золотых гривен, стоивших приблизительно вчетверо больше серебра того же веса - металла более обыденного, - представляли собой штраф весьма значительный, квалифицировавший изнасилование знатной женщины как серьезнейшее преступление, в то время как штраф в размере двенадцати грив-новых кун означал, что изнасилование крестьянки приравнивалось к числу гораздо менее тяжких правонарушений*⁵. Единственным исключением из этого правила, когда штраф предопределялся социальным положением, являлось совращение и групповое изнасилование. В последнем случае на главаря налагался штраф в размере одной серебряной гривны, соучастники же обычно платили по шестьдесят ногат⁴⁶.

Примечательно отсутствие в русской трактовке изнасилования положения о возможности для насильника «исправить» содеянное путем женитьбы на жертве. Положение, предоставлявшее возможность вступления в законный союз, присутствует лишь в уставе «Закон судный людем», имеющем иностранное происхождение⁴⁷. Русские переписчики часто меняли содержание статей об изнасиловании, когда текст заимствовался из южнославянского источника. Русский издатель варианта Кормчей, относящегося к тринадцатому веку, изменил, к примеру, текст таким образом, что он стал читаться как норма, требующая от насильника уплаты установленного штрафа, даже если тот женится на жертве⁴⁸. Русский требник воспроизводит трехлетнюю епитимью для насильника, преобладавшую как норма в сербской литературе того времени, однако опускает оговорку, предлагавшую брак с жертвой в качестве альтернативь^⁹. С русской точки зрения, мужчина, обесчестивший женщину, не являлся подходящим зятем. Обеспечивая оскорбленную девственницу значительной суммой денег в качестве приданого, закон на Руси делал ее желанной брачной партнершей.

При определении размеров компенсации за изнасилование русское законодательство исходило не только из социального положения женщины по рождению и в браке, но и из ее репутации. Согласно торговому договору между Смоленском и Ригой, свободной женщине, изнасилованной ганзейским купцом, выплачивалась компенсация (пять гривен) лишь в том случае, «если об этой женщине до того не слышали ничего непотребного»; если же о ней шла дурная молва, то ей причиталась такая же компенсация, как и рабыне⁵⁰. И все же следует отметить, что ни рабыня, ни даже заведомая проститутка вовсе не считались бесплатной добычей; по положению, их уже нельзя было опозорить, но можно было «осрамить». И поскольку насилие было для женщины «срамом», в отдельных русских покаянных текстах семнадцатого века воспроизводились южнославянские нормы, рекомендовавшие наложение на изнасилованных женщин епитимьи. Женщина, «чья прежняя жизнь была непотребной», считалась после изнасилования «блудницей», и потому ей полагалась соответствующая епитимья. В остальных случаях продолжительность епитимьи составляла сорок дней⁵¹.