Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Муж, признанный при разводе виновной стороной, не всегда мирно соглашался с решением суда, как об этом свидетельствует прошение монахини Евпраксии. Она обратилась к архимандриту Лаврентию Устюжскому с прошением о защите ее от бывшего мужа Семена Кондратьева, сына Вологжанина. Совершенно ясно, что Семен был взбешен осуждением его поведения, высказанным при разбирательстве дела о разводе с ним Евпраксии. Он явился в монастырь, где пребывала его бывшая супруга, бросился на нее с ножом и серьезно ранил. Хотя Евпраксия ничего не говорила о попытках навязать ей секс, но нападение мужа она назвала «насильством». Семен также забрал у нее ценности; поэтому одной из целей жалобы было добиться их возврата. Две женщины-мирянки, жившие в монастыре, помогали Семену в его нападении на Евпраксию, полагая, что он прав. Монахиня Домника оказалась свидетелем преступления и тотчас же побежала к митрополиту в суд за помощью. Митрополит направил своих приставов, которые отобрали у Семена нож и выгнали его из монастыря. После этого Евпраксия нашла убежище у дочери, зятя и его отца, опасаясь, что Семен опять явится в монастырь и вновь нападет на нее. Тем не менее Семен отыскал ее и стал угрожать ее защитникам. В данном случае формализированное предупреждение об опасности сложившегося положения вполне могло быть точным¹³⁸.

Ряд жертв побоев бросали своих мужей, не оформляя развода. В прошении Кузьмы Иванова, сына Попова, на имя митрополита Варлаама описывается именно такая ситуация. Кузьма утверждает, что его падчерица Александра Евсивьева, дочь Куземкина, так страдала от дурного обращения с нею мужа и свекра, что вынуждена была бежать. На тот момент, когда подавалось прошение, Кузьма не знал, где находится его падчерица¹³⁹. Дела о сбежавших женах встречаются довольно часто в протоколах русских церковных судов семнадцатого века.

Когда жена бросала мужа, тот должен был сообщить церковным властям о ее побеге. Конечно, никто из мужей не признавался в том, что плохо обращался со своей супругой. Целью прошения почти никогда не был возврат блудной жены; чаще всего муж просто хотел сообщить об исчезновении жены, с тем чтобы на него не была наложена церковная епитимья за неспособность сожительствовать с законной супругой. Такого рода прошение также открывало бы путь к повторному браку, допустимому для брошенного мужа¹⁴⁰. В отдельных случаях муж подавал прошение для того, чтобы зафиксировать серьезные обвинения против отсутствующей жены в качестве меры защиты от будущих ее к нему претензий. Один из разгневанных мужей, иконописец Логинко Михайлов, обвинял свою жену Офимку в прелюбодейсгве и бегстве во время пребывания его в тюрьме. А в тюрьму он попал по ее же обвинениям; причем он вынужден был признать, что брак его сохраняет силу, несмотря на предписанное в прошлом по суду раздельное жительство¹⁴¹.

Само собой разумеется, возникало серьезнейшее подозрение, что лишь исключительно неприемлемые обстоятельства могли бы вынудить жену променять надежность мужнинова дома на неопределенность в будущем. По этой причине один из подававших прошение, священник Павел, четко указал, что его сбежавшая невестка Анница, дочь Кирьянова, никогда не подвергалась побоям или дурному обращению. Правда, другие факты, изложенные в прошении, дают понять, что у Анницы могли быть вполне обоснованные обиды: до этого она уже трижды уходила от мужа к своим родителям, которые отказывались принудить ее вернуться к нему¹⁴². Вряд ли мать, наверняка прежде способствовавшая заключению этого брака, беспричинно поощряла бы дочь прекратить его.

Родственники, помогавшие жене уйти от законного мужа, могли стать ответчиками по встречному иску со стороны мужа и его семьи. Никита Пименов, сын Лунев, собрал группу друзей и увел свою дочь от Ивашки, сына Мишки Степанова, сына Елохина. Затем он подал жалобу в Устюжский церковный суд, по-видимому, от имени дочери. Мишка ответил подачей жалобы на имя царя Алексея, где просил, чтобы Никите было предъявлено обвинение в нападении на него и его семью и чтобы светские власти велели церкви в Устюге учесть его встречный иск¹⁴³.

Когда родители жены вмешивались в ее судьбу, могли последовать серьезные схватки. К примеру, Биляйко, сын Артемьев, обвинил шестерых членов семьи тестя в нападении на него и его друзей со стрелами и копьями, отчего у него была поранена рука и получены иные увечья¹⁴⁴.