Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

^ «А се грехи злые, смертные . » gyg зумевающее не непосредственное наслаждение (стих так и начинается: «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем, / Восторгом чувственным, безумством, исступленьем...»¹¹³), но «мучительное счастье» уговоров, «долгих молений», полностью соответствует тому, что, женившись, Пушкин получил и в жизни вообще. В цитированных стихах проглядывает модель семейных отношений, примерно напоминающая отношения Гумберта Гумберта с Лолитой.

В письмах к жене Пушкин в грубовато-простонародной манере (элемент выбранной им роли русского домохозяина) все время отчитывает ее за кокетство: «Ты радуешься, что за тобой, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой, и понюхивают тебе задницу; есть чему радоваться!»¹¹⁴ Очевидно, таким способом он прикрывал мучившую его ревность. Станешь тут ревновать — ведь жена ему постоянно рассказывала, кто и как пытался ее соблазнить — что в контексте вышесказанного означает стремление мучать его, достать, даже когда он от нее убегал. Убегал от связанных с нею балов, домашней суматохи, долгов... Но она умела крепко держать его, имела на него большое влияние, всегда могла настоять на своем. И в конце концов подвела под пулю Дантеса.

И ведь в душе (мы многократно на протяжении этого текста отмечали провидения А. С.) он все заранее знал. Еще до женитьбы. Поругавшись с будущей тещей, написав невесте письмо («вы совершенно свободны; что же касается меня [...] буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь»¹¹⁵), Пушкин 31.08.1830 года отправляется в Болдино. Первое стихотворение, которое там написано, носит название «Бесы» (7.09.1830): снова дорога (жизненный путь), вьюга, заносы, не видно следа, бесы... «Сколько их! Куда их гонят? / Что так жалобно поют? / Домового ли хоронят, / Ведьму ль замуж выдают?»¹¹⁶

Это кто же здесь «домовой»? Похоже, сам Пушкин, возмечтавший о Доме и «самостоянье», но заблудившийся по дороге к нему. И уже, кажется, потерявший надежду на обретение Дома и семьи. Потому и хоронят в нем домового. Хоронят надежду... А ведьма, которую «замуж выдают», в таком разе Наталья Николаевна? Вот только «хоронят» или все-таки «выдают»? Ничего не поймешь в этой вьюге. Хотя ясно, что Пушкин в момент писания «Бесов» пессимистически думал о перспективах женитьбы и обретения Дома. Но жениться на ведьме считал необходимым. Только что обещал ни на ком не жениться, кроме Натали.

Через пару дней он пишет Плетневу: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать».

Идущие далее рассуждения о том, что «жена не то, что невеста»¹¹⁷, при ней, мол, можно писать, явно неосновательны. Вскоре уже ему придется бегать и от жены, чтобы писать. И жаловаться: «Нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писания. Кружусь в свете, жена моя в большой моде, — всё это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения...»¹¹⁸ И Гоголь подтверждает: «Его нигде не встретишь, как только на балах. Так он протранжирит всю свою жизнь»¹¹⁹.

По обывательскому рассуждению, с самого начала надо было бежать от такой женщины. И не в Болдино, а вообще — куда глаза глядят. Не зря современники говорили, что Пушкин был прежде всего жертвою бестактности своей жены и ее неумения вести себя.

Дар Изоры

Но дело совсем не в бестактности. Натали вела себя именно так, как было нужно по демоническому сюжету... И Пушкин — не просто жертва. Он должен был сыграть поэтическую роль до конца. Что это за игра, станет понятно из трагедии «Моцарт и Сальери», написанной той же Болдинской осенью, но задуманной в 1826-м, когда проблема искоренения Поэта в душе стояла особенно остро. Пара персонажей: поэтический Моцарт и демонический Сальери. Орудие убийства, в отличие от «ЕО», не пистолет, а яд, но — какая разница? — у Сальери это ассоциируется с «ножом целебным» (что приводит нам на память «Пророка»). Действительно новым в этой трагедии является то, что в Моцарта с момента его появления на «подмостках» уже встроена «тема» смерти: «Мой Requiem меня тревожит»¹²⁰. Но тема смерти — это как раз то, что тревожит Пушкина с тех самых пор, как он задумал создать себе Дом. Образ Дома (и семьи) у него неизменно сопровождается образом «гробов». И как Моцарт работает над своим «Реквиемом», так Пушкин работает над своим «са-мостояньем». И как Моцарту «было б жаль расстаться» со своей работой, «хоть совсем готов уж Requiem»¹²¹, так Пушкину в 1830-м жаль расстаться со своей, хотя все условия для гибельной женитьбы уже созданы. Потому он и рад тому, что холера не позволяет ему ехать к невесте. Ведь с невестой у него ассоциируется «тема» смерти, заказанная «черным человеком». А «мерный человек» — это тень (если пользоваться термином Юнга), то же самое, что демоническое «Я» в камзоле Сальери, но только еще более темное.