Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 1

Был такой случай. Жили два брата и один из них ушел в Москву с женою. 20 лет про него не было ни слуху ни духу, он ни копейки не присылал большому на хозяйство. (По поводу «присылок» денег: мужицкие денежные письма обыкновенно приходят в волостное правление. Старшина нередко самовольно задерживает эти деньги на подати, не извещая даже адресата об их получении. Иногда просто кладет эти деньги себе в карман. При таких обстоятельствах трудно бывает иногда проверить, правда ли, что такой-то меньшой брат не присылал ни одной копейки на хозяйство.) Большой хозяйствовал и, разумеется, уже считал и имущество, и избу, и поместье своими, принимая во внимание двадцатилетний труд, вложенный им в свою усадьбу. Вдруг, как снег на голову, является младший брат, с угрозами требует не только своей земли, но и имущества и, получив требуемое, для закрепления благополучного исхода своего дела поит мир водкой (мир мог бы не утвердить раздела) и садится «на всё готовое». Понятно, какие чувства он вселяет в брата и в его семью... На этой почве возникает, разумеется, несколько судебных дел. Чаще всего судятся из-за по-местьев, или «позёмов». Судятся с помещиком из-за заработков, т. е. лучше сказать, помещик судится с крестьянами (у земского). Законы знают по большей части плохо, а потому сплошь и рядом предъявляют иски тем, кто по закону прав. Судиться очень любят, особенно если видят возможность оттягать что-нибудь у другого, сделать другому подвох за какое-нибудь оскорбительное слово и т. п. «Клявуза» в последнее время — одно из зол деревни. Розгами последнее время уже наказывают все реже и реже. Был, впрочем, еще не так давно случай, что одна баба (из глухой деревушки) заставила в волостном правлении выпороть своего мужа за то, что он не хотел с ней жить. Бывают случаи, что секут сыновей, оскорбивших своих отцов. Таких непокорных детей (лет 20 иногда) секут при волостном правлении без суда. Волостной старшина вызывает по жалобе отца или матери такого малого, и его сечет сторож при волостном правлении. Секут розгами, связанными из ивовых прутьев. Для этой экзекуции снимают с виновного нижнюю часть костюма и кладут его на пол в волостном правлении. Все крестьяне из села допускаются смотреть на это зрелище. Более всего крестьяне не любят денежных взысканий и штрафов. Для них это самое тяжелое наказание, за которое они мстят и поджигают. Гораздо охотнее они отсиживают в холодной, лишь бы это было не в рабочую пору. Если мужику приходится отсидеть в холодной в рабочую пору, по его просьбе волостной старшина иногда отсрочивает это наказание до осени. При такой отсрочке кто-нибудь из родных мужика берет его на поруки. Водка при этом, разумеется, играет роль. «Угости старшину — он и попростеет». (Попростеет — значит, по-нашему, подобреет.) Бабы отсиживают в холодной свои провинности наравне с мужиками. Сажают и беременных баб, и баб с грудными детьми, которых они в таких случаях имеют при себе в холодной. Сами крестьяне считают свой мир неправедным. «Трудно, вот как трудно жить в миру. Тот прав, у кого родни много. За своего родного всяк свой голос подает — а уж одинокому и плохо. Затем-то одинокий и на сход не с охотой идет. Всё равно, мол, прав никогда не буду. А тут еще водка. За водку да за деньги у всякого судьи виноватый прав буде...» На выколачивание податей крестьяне, разумеется, сильно ропщут. «Неужто у царя денег мало, земля наша малая, а такие подати берут». — «Не царь берет, а его слуги: не ведает царь, что ведает псарь...» По этому поводу крестьяне нередко рассуждают между собою, завидуя господам — крупным землевладельцам. В начале 80-х годов усиленно ходил между крестьянами слух о переделе земли.

Очень жалуются мужики на свою ответственность за других членов общества. «Было у нас два брата-пьяницы — жили с отцом старым, да накопили недоимку рублей в полтораста, а то и больше. По весне оба померли, а теперь ихнюю недоимку на нас разложили, да еще отца их корми. Сами знаете, деревенька наша маленькая, пятнадцать дворов. Непгго я обязан за пьяницу платить, какая же тут правда. В нашем миру никакой правды нет». Так говорит почти всякий мужик.