Пушкин

Поэт упомянул девушку в нескольких стихотворениях: «Если с нежной красотой…», «Записка Горчакову», «Дева» и других. К сожалению, влюбленность не продержалась долго, так как прелестная девушка вовсе не была умна. Шутили, что весь ее словарный запас состоял из двух фраз: «Что вы говорите?» и «Ах, какой вы!», которые она повторяла лишь в разной последовательности.

В доме Варфоломея для гостей частенько играла капелла цыганских музыкантов, исполнявших песни на молдавском языке. Пушкин любил их слушать и порой просил перевести тексты песен. Одна из песен, «Режь меня, жги меня», была им оформлена литературно и позднее вставлена в поэму «Цыгане», написанную уже в Михайловском.

Увлечение Пушкина цыганскими и молдавскими мелодиями породило легенду, что был он на самом деле влюблен в девушку Земфиру, дочь цыганского були-баши, то есть старосты. Даже описывали, какой была эта Земфира: высокого роста, с большими черными глазами и вьющимися длинными косами. Рассказывали, что одевалась Земфира по-мужски, носила цветные шаровары, баранью шапку, вышитую молдавскую рубаху и курила трубку. Богатое ожерелье из старых серебряных и золотых монет, окружавшее шею этой дикой красавицы, было составлено из подарков ее многочисленных поклонников. Пушкин якобы был поражен красотою цыганки, хотя сам он не знал ни слова по-цыгански, а девушка не говорила по-русски. Добавляли, уже пересказывая сюжет самой поэмы, что Пушкин отчаянно ревновал дикую красавицу, и однажды она сбежала от него с другим.[57]

Дом генерала Орлова

Поселились в Кишиневе и молодые супруги Орловы – друзья Пушкина.

Участник Отечественной войны, принимавший капитуляцию Парижа, Орлов был одним из активных деятелей тайных декабристских обществ и разрабатывал широкую программу либеральных реформ. Его дом стал местом собраний Кишиневской управы Южного тайного общества. Это не прошло незамеченным, и за Орловым был учрежден секретный надзор.

Орлова природа одарила веселым нравом, и в его кишиневском доме собиралась самая интересная публика. Поэт часто бывал у него в гостях. У Орловых скучать ему не приходилось: в их доме вечно кипели шумные споры – философские, политические, литературные. Там Пушкин познакомился с князем Александром Константиновичем Ипсиланти, который вскоре возглавил восстание греков против турецкого владычества. У Орловых встречался он со многими из тех, кто несколькими годами позже вышел на Сенатскую площадь, и именно через дружбу с Орловым поэт оказался впутанным в серьезный антиправительственный заговор, который чудом сошел ему с рук.

Заговор в армии

У Орловых познакомился Пушкин с поэтом Владимиром Федосеевичем Раевским[58], боевым офицером, а затем одним из самых активных деятелей бессарабской группы декабристов Южного общества. Раевского часто называют «первым декабристом»: он был арестован в феврале 1822 года в связи с расследованием беспорядков в дивизии Орлова.

В 1822 году в дивизии произошли волнения, вызванные неправомерным применением телесных наказаний одним из капитанов. Орлов признал претензии солдат правильными, но начальство его не одобрило и инициировало серьезное расследование, которое признало зачинщиком волнений Владимира Раевского. Конечно, дело было не в частном инциденте: до правительства доходили агентурные донесения о деятельности тайных обществ.

В Кишиневе Пушкин близко познакомился с Иваном Петровичем Липранди – очень неординарным человеком: участником русско-шведской войны и войны 1812 года, неоднократно награжденным за храбрость. Карьера Липранди после войны складывалась и вовсе необычно: он стал начальником русской военной агентуры в Париже, сотрудничал со знаменитым Видоком. А вот потом за дуэль Липранди попал в опалу, поэтому и оказался в Кишиневе обычным армейским подполковником. В момент армейских волнений 1822 года Липранди, бывший близким другом генерала Орлова, обещал солдатам: «Я ваш защитник. Молите Бога за Орлова и за меня. Мы вас в обиду не дадим…“». Именно Липранди стал прототипом Сильвио в пушкинском «Выстреле».

У Липранди собиралась вся военная молодежь, в кругу которой вращался Пушкин. Известно, что впоследствии Липранди был агентом и российской тайной полиции, причем агентом весьма деятельным. Но был ли он агентом в 1822-м году? До сих пор исследователи не ответили однозначно на вопрос: шпионил ли Липранди за Пушкиным и членами тайного Южного общества или же, наоборот, обиженный на правительство, не оценившее его заслуги во Франции, помогал им. Скорее всего, на Пушкина он не доносил, иначе поэту было бы несдобровать. Пушкин ему доверял всецело. В письме к Вяземскому в начале 1822 года Пушкин пишет о Липранди: «Он мне добрый приятель и (верная порука за честь и ум) нелюбим нашим правительством и в свою очередь не любит его»[59].