Вопрос о взаимоотношении Пушкина и христианских ценностей давно обсуждается у наиболее ответственно относящихся к наследию поэта пушкинистов. Мы разделяем мнение В. Непомнящего, выразившееся со всей определенностью в его заметках в связи с выходом в свет II сборника «Пушкинская эпоха и христианская культура» (Санкт-Петербург, 1994). Он писал: «…Мир пушкинских ценностей, духовных и нравственных, в целом своем ни на йоту не расходится с Нагорной проповедью, с заповедями блаженства; что смысл и дух творчества Пушкина, суть его идеалов не имеют в целом ничего общего ни с изощренным католическим искусством приспосабливать небесное для земных нужд, ни с прагматической линейностью протестантизма, ни с неоязыческим спиритуализмом и „новым христианством“ нашего „серебряного века“; что полнота и ясность пушкинского созерцания Божьего мира — во всем величии его Замысла и во всей изуродованности его грехом — ведут к идеалам такой высоты, которая граничит с неотмирностью, составляющей одну из ключевых черт православного строя мысли и чувства» [8, 62–63].
На многих страницах книги В. Непомнящего, посвященных этой страшно важной, но также и с т р а ш н о трудной темы в мировоззрении Пушкина, осуществляются разные подходы к этому вопросу, приводятся разные аргументы.
Важность этой темы — религиозности сознания и мировоззрения Пушкина состоит даже не в том, что в известной степени религиозное Возрождение, переживаемое сейчас в России, носит по-своему признак мирового феномена (достаточно обратить внимание всего лишь на два недавних факта из жизни русских людей — это миллионы и миллионы верующих, пришедших приложиться к частице Святого Креста и мощам Святаго Николая Чудотворца). Невозможно объяснить воздействие на волю и эмоции этих миллионов каким-то внешними, административными причинами (как раз власть была поставлена перед практическими и многочисленными вопросами обеспечения порядка, медицинской и санитарной помощи людям, находящимися в километровых очередях), или разлитием в российской действительности морока обскурантизма, как резко пишут, не выбирая выражений, некоторые публицисты, еще недавно припадавших к иконам и к рукам пастырей со своими поцелуями. В России в этой области, в вопросах веры нет ничего случайного или определившегося под давлением извне, со стороны.
Как и во время атеистического помрачения, которое, казалось, захлестнуло Россию почти с головой, оставалась всеми ощущаемая надежда на преодоление этого искривления правил духовной жизни целого народа, который во многом предпочитает тысячелетнюю, казалось бы, архаику мировоззренческого рода, многим предлагаемым ему соблазнам постмодернистского и по существу пост-христианского мира.
Внимание к
Мы как бы уже и согласились, что Пушкин стал значительной частью нашей духовной жизни — незаметно для большинства людей и не задумывающихся об этом — через развитие русского языка, создания великих образцов русской литературы, через теплоту своего исторического взгляда на свое отечество, через то, что он определился как фундамент и основание для многочисленных литературных последователей, где один мировой гений соседствует с другим и каждый их них считает своим долгом сослаться на Пушкина, определить свое родство с его миром.
В миросозерцании русского человека есть значительная, поэтому, часть миросозерцания самого Пушкина; мы даже сами того не понимая, не отдавая себе в этом рационального отчета, смотрим на мир его глазами, объясняем наши взаимоотношения с жизнью его словами и словесными формулами.
Это касается и сложных вопросов внутренней жизни русского человека, связанной с религиозными представлениями и ценностями.
1.
2.