Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

4. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1994.

5. Толстой Л. Н. Собр. соч. в 22 томах. Том 17. М., 1984.

6. Толстой Л. Н. Собр. соч. в 22 томах. Том 7. М., 1981.

7. Вежбицкая А. Семантические универсалии и базисные концепты. М., 2011.

8. Приведем все же по ходу наших размышлений эти тексты. Конечно, это прежде всего «Слово о полку Игореве», «Повесть временных лет», «Слово о погибели Русской земли», «Задонщина», «Слово Даниила Заточника», «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о Законе и Благодати» Илариона, «Слова и поучения» Кирилла Туровского, Максима Грека, Нила Сорского, старца Филофея и многих других. Этот перечень, и неполный, говорит о духовном богатстве древнерусской культуры, сравнимом с западноевропейскими примерами.

Пушкин как наше «всё» и наше «завтра» (Вместо заключения)

Через год мы будем отмечать 220 лет со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Сама по себе эта дата кажется неправдоподобно большой, слишком разделяющей нас с ним, таким близким, можно сказать интимно близким всем русским людям с детства, с первого услышанного и понятого русского слова.

Безусловно, что Пушкин является главным русским гением, давшим начало новой русской литературе, русской культуре.

Нет, во всем не Петр Великий, который гениально угадал в смышленном эфиопском мальчике, прадеде поэта, что-то важное для России и крестил его на виленской земле, ввел Россию в ряд мировых держав, а именно он — Пушкин — сделал это, явив через свою жизнь и свою музу всему миру, как писал Достоевский, некий «дух всемирной отзывчивости», дух всемирного единения.

Нация, народ во многом начинается с аккумуляции своей духовной силы в таком представителе, который дает как бы меру, точку отсчета для всей последующей национальной культуры.

Уже в позапрошлом веке прозвучало слово, что Пушкин — это наше всё. И в самом деле, он первым обозначил, назвал, уяснил в русском слове понятия и явления, бывшие до этого как бы в тени, существовавшие непроявленно. Он «ословил» для русского сознания всю действительность, ее сущность.

Русская культура, русский человек и, если хотите, русская история именно таковы, что их развитие, их движение определил Пушкин. Конечно, не только он один, но он — главный, с него все началось. Этот смысл пушкинского творчества, обращенный к нам, будет жив, пока будет жива русская культура и будет звучать русское слово.

В Пушкине с кристальной отчетливостью определился тип русского национального самосознания, национальной психологии и мирочувствования. Пушкин явился в тот момент, когда для России назрел вопрос: что же она есть в мировой истории? В какой мере Восток и в какой мере Запад? И здесь Пушкин дал свой ответ: писатель неоспоримо европейский, он укоренен в почве славянского Востока, он близок всему славянскому миру, близок этнотрадициям других культур и народов.

Когда Гоголь восклицал, что Пушкин — это русский человек, который в своем развитии явится через 200 лет (а сказано это было в 1834 году, еще при жизни поэта), он не подозревал, что этот срок окажется слишком малым, что мы, живущие почти при исполнении этого срока, все еще безмерно далеки от Пушкина, он все еще впереди и над нами.

Нет сомнения, что проживи Пушкин хоть немного более (трудно не повторить эти слова Ф. М. Достоевского, поскольку в каждом русском продолжает жить обида по краткости земной жизни поэта, по осознанию того, чего мы все лишились с его смертью), русская культура и в целом русское общество были бы иными — трудно сейчас гадать, какими именно, но страшно подумать, если бы его, Пушкина, не было вовсе.

Как заметил Достоевский в своей знаменитой речи о Пушкине: «Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, менее недоразумений и споров, чем мы видим теперь. Но Бог судил иначе. Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем» [1, 148–149].

В этой же речи Достоевский указал еще на одну особенность гения Пушкина, которая отчетливее и яснее всего понимается именно в Европе: всемирность и всечеловечность его гения, открытость и близость другим этносам и культурам.

В его гении есть черты и свойства, не понятые и не освоенные нами до сих пор. Например, особое ощущение свободы, независимости каждого человека, особая, античная по своей природе объективность, которая дает прибежище всякой мысли, всякой точке зрения, всякому суждению, неповторимая ясность и просветленность всего его мира, которая никогда не оставляет нас в отчаянии или унынии.

Мы не нужны Пушкину. Он не знает нас. Он нам нужен.