Пушкин же находит в бабушкины времена те посевы, которые сорняком расцветают при внуке. Когда говорится, что «со временем История оценит…» и «тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной 1 памяти от проклятия России», то подразумевается, что оценит «не сейчас», но после будущих перемен, которые уничтожат ныне действующую и от Екатерины идущую систему.
Вчитываясь в этот отрывок, найдем:
«…влияние ее царствования на нравы…» (нравы же не переменились, это нынешние нравы!).
«Отселе произошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе народа…» (имения, отсутствие чести и честности - все действительно для 1820-х годов и лишь началось с Екатерины).
«Таким образом развратная государыня развратила и свое государство…» (здесь продленное прошедшее время, как и в предыдущей фразе).
Названо всего несколько фамилий, но сколько еще подразумевается (все временщики, их родня - между прочим, многие из настоящих и будущих знакомых семьи Пушкина. Из тех, кто размещался между «канцлером» и «последним протоколистом», в 1822-м еще многие здравствовали или передали наследство сыновьям).
Не случайно Пушкин в этом месте совсем позабыл спокойный, эпический тон и раскаляет памфлетную ярость («ничтожность…» «плутни», «грабежи…» «отвратительное фиглярство…», «проклятие России…»). Язык все злее, афористичнее: «отсутствие чести и честности», «все крало, и все было продажно», «развратная государыня развратила государство». «Любимцы» появляются второй раз, после того как о них уже с презрением сказано, второй раз в тексте появляется и слово «бояре». Теперь это уже не тайная усмешка униженного крестьянина, а откровенная насмешка унижающего временщика: Орлову или Зубову лестно вспомнить про пощечину, отвешенную древнему потомку князей или бояр, про «хорошо причесанного генерала», который не смеет жаловаться на обезьяну вре-
1 Пушкин употребил здесь (и во многих иных случаях) это слово в значении «восславленный», «прославленный».
91
менщика, пачкающую его волосы нечистотами, и про еще более важного генерала и дипломата М. И. Кутузова, несущего кофе развалившемуся в постели «Платоше» Зубову.
Мимоходом снова брошен упрек серьезному оппоненту - на этот раз он назван: «обольщенный Вольтер…».
И. Л. Фейнберг, опубликовавший часть сохранившегося пушкинского черновика, отметил и другие крепкие выражения по адресу императрицы: мелькнуло слово «тиранство»; определяя отношения императрицы с Вольтером, Пушкин выбирал между «мелочным шарлатанством» и «отвратительным фиглярством» (предпочел последнее) 1.
Гнев Пушкина против системы Екатерины - Александра, кажется, достиг апогея, но это еще не все: уже мелькнули слова «под личиной кротости и терпимости…». Следующий большой отрывок целиком посвящен этому «славному» двоедушию:
«Екатерина уничтожила звание (справедливее, название) рабства, а раздарила около миллиона государственных крестьян (т. е. свободных хлебопашцев) и закрепостила вольную Малороссию и польские провинции. Екатерина уничтожила пытку - а тайная канцелярия процветала под ее патриархальным правлением; Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Шешковского 2 в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами - и Фон-Визин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность».
Каждая фраза - в одном ритме. Екатерина утверждала одно, - а на самом деле было вот что… В этой обвинительной речи «сталкиваемые» факты говорят сами за себя, и Пушкин убирает лишние подробности, раздробляющие мысли (например, фразу из черновика о публикациях Вольтера в России: «Знаю, что «Кандид» и «Белый бык»
1 И. Л. Фeйнбeрг. Неизданный черновик Пушкина. - «Вестник АН СССР», 1956, № 3, с. 118-121.
2 «Домашний палач кроткой Екатерины». -
Это примечание, как и некоторые другие, заставляет думать, что Пушкин собирался широко распространять свое сочинение: ведь не Вяземскому же, не Тургеневым, не лицеистам следовало объяснять, кто такой Шешковский.
92
были напечатаны»). Сильные прилагательные, которые были в черновике, также исчезают в окончательном тексте: вместо «почтенного Новикова» - Новиков, вместо кровавого Шешковского» - Шешковский: мысль стала жестче, проще, суровее.
И. Л. Фейнберг заметил, что у Пушкина в черновике было «около 200 000» (сначала - 300 000) раздаренных Екатериной крестьян.