Пушкин и декабристы

Нерон - это, например, Павел (о котором - заключительные строки сочинения). Но «Нероны», «Калигулы» - то есть Павел, Бирон - не так занимают и пугают Пушкина, Дельвига, как «Траяны» и «Титы» - Екатерина, Александр. Первый тип властителя, хоть и появляется и еще появится в «просвещенное время», но для Пушкина главная фигура современности - «властитель лукавый», развращающий свое государство. В литературе 1820-х го-

¹ О датировке «Послания цензору» - между апрелем и 15 октября 1822 г. см.: ЛН, т. 58, с. 37.

² О взгляде Пушкина на деятельность Екатерины II см. статью: В. Э. Вацуро и М. И. Гиллельсон. Пушкин и книга Вяземского о Фонвизине. - В кн.: «Новонайденный автограф Пушкина». Л., «Наука», 1968, с. 87-97.

³ Так, Ф.-М. Гримм в письме С. Р. Воронцову от 14 (26) июля 1801 г. дважды говорит об Александре: «Ce Titus» и «notre Titus-Alexandre» («Архив князей Воронцовых», кн. 20. М., 1881, с. 389. См. также: М. А. Цявловский. Статьи о Пушкине, с. 47-48).

97

дов, за редким исключением, почти никто уж не хвалит Тита и Траяна, и с этих завоеванных высот Пушкин смотрит на литераторов 1760-1790-х годов… «Подлость русских писателей для меня непонятна»; «подлость» - на тогдашнем языке - это пресмыкательство, самоуничижение. Пушкин говорит о столь близком, личном, что «забывается», в первый и последний раз прямо введя самого себя в повествование («подлость русских писателей для меня непонятна»); заметим, в начале работы - пока речь о временах далеких, - рассказ ведется в третьем лице, но как только начинаются события, ближе задевающие пушкинские времена, появляются «мы», «нас»: «это спасло нас от чудовищного феодализма», «нынче же политическая наша свобода…» «может поставить нас наряду с просвещенными народами Европы…», «предки наши столько гордились…», «беспокойное наше дворянство…», «мы видели, каким образом Екатерина унизила дух дворянства…», «мы обязаны монахам нашей историей…», «фарса наших депутатов…».

И вот незадолго до финала - «подлость русских писателей для меня непонятна…».

Здесь в первую очередь подразумевается автор «Фелицы», однако - немало и других имен. Хотя Карамзин написал «Похвальное слово Екатерине II» в начале александровского царствования, пушкинские оценки (как отмечалось уже в литературе) направлены и против историка, тем паче что незадолго перед тем, в 1820 году, вышло новое издание «Похвального слова». Важная Карамзину параллель «Екатерина - Александр» не менее важна Пушкину ¹, но иначе оценена.

«Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенны времена могут родиться Калигулы. Русские защитники Самовластия в том несогласны и принимают славную шутку г-жи де Сталь за основание нашей конституции: «En Russie le gouvernement est un despotisme mitige par la strangulation». «Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкою» ².

Известно, что Пушкин, может быть, не имея под руками книги мадам де Сталь «Десять лет изгнания», вольно

¹ П. Н. Бeрков. Пушкинская концепция истории русской литературы XVIII века. - «Пушкин. Исследования и материалы», т. IV. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1962, с. 81-89.

² Перевод сделан Пушкиным и дан им не в основном тексте, а как примечание.

98

процитировал ее «славную шутку» ¹, между прочим, заменив «l'assasinat du despote» (убийство деспота) более российским «stranqulation» (удушение), а затем, переводя с французского, нашел еще более российское словцо - удавка. (Подробности убийства, «удавки» Павла I были достаточно хорошо известны.)

Присмотревшись к последним, только что процитированным строкам «Замечаний…», можно как будто увидеть противоречие:

1) Защитники самовластия не согласны, что в просвещенные времена могут править Калигулы (на которых действует только удавка).

2) В то же время эти самые защитники самовластья считают, что «правление в России есть самовластие, ограниченное удавкою». Кого же удавливать, если Калигулы невозможны?

Но противоречие мнимое. Пушкин цитирует «защитников самовластья…» несколько иронически: разве посмел бы, например, Карамзин произнести что-нибудь про удавку?

Это как бы за него говорится: то, что он не посмел сказать, за него произнесет юный оппонент («оспоривая его, я сказал: «Итак, вы рабство предпочитаете свободе». Карамзин вспыхнул и назвал меня своим клеветником»; XII, 306).

Так и слышится примерно такой диалог ².

- «Россия имеет 40 миллионов жителей, и самодержавие имеет государя, ревностного к общему благу. Если он, как человек, ошибается, то, без сомнения, с добрым намерением, которое служит нам вероятностию будущего исправления ошибок» (132).

- Но, если монарх - изверг, как Иван Грозный в несравненном описании Карамзина?