Пушкин и декабристы

Потом он уточнил число (любопытно бы знать, - чьими сведениями воспользовался?) и написал более правильно: «около миллиона». Не зря Пушкин пояснил «государственные крестьяне (то есть свободные хлебопашцы)». В черновике сначала было - «свободные землепашцы». Свободные хлебопашцы - термин александровского царствования: в 1803 году был издан закон о вольных хлебопашцах, мыслившийся как первый в серии раскрепощающих мер, но в том же царствовании дело заканчивается обращением казенных хлебопашцев в военных поселян. Разница между александровским словом и делом - для Пушкина - продолжение двоедушия, принятого «Тартюфом в юбке и короне», Екатериной II. Легко заменить екатерининские ситуации соответствующими александровскими: Александр уничтожил пытку, но Аракчеев никогда ее не отменял; Александр поощрял просвещение, но Радищев, сосланный Екатериной, отравился именно в царствование ее внука.

Княжнин (как ошибочно полагает Пушкин, доверяя распространенному слуху) умер под розгами за смелую драму «Вадим», но ведь и о Пушкине был распущен слух, что его высекли; в Кишиневе примерно в одно время с «Историческими замечаниями…» делаются наброски к драме «Вадим»; Радищев выслан, Новиков в крепости: но ведь и Пушкин выслан, и Пушкину грозила крепость.

В этом отрывке снова появляется тема «просвещения». Екатерина любила просвещение, но расправилась с Новиковым, «распространившим первые лучи его»: истинное просвещение атаковано фальшивым, внешним, порабощающим. Здесь для Пушкина пока не существует той важной мысли, что появляется в последние его годы, - о недостатках самих просветителей, о слабости «полупросвещения» XVIII века. Он с оптимизмом глядит на два главных исторических движения: просвещение - от Петра, через просвещенных людей XVIII века - к новым вре-

93

менам, когда вот-вот «над отечеством свободы просвещенной» взойдет «прекрасная заря…».

Мрак под видом света культивируется властью, особенно екатерининской и александровской…

«Екатерина явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию и угождая духу времени. Но лишив его независимого состояния и ограничив монастырские доходы, она нанесла сильный удар просвещению народному. Семинарии пришли в совершенный упадок. Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностию. От сего происходит в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии; ибо напрасно почитают русских суеверными: может быть нигде более, как между нашим простым народом, не слышно насмешек на счет всего церковного. Жаль! Ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер.

В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своею папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно полагало суеверные преграды просвещению. У нас, напротив того, завися, как и все прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником между народом и государем, как между человеком и божеством. Мы обязаны монахам нашей Историею, следственно и просвещением. Екатерина знала все это, и имела свои виды».

Почти в одно время Пушкин защищает духовенство от злонамеренных, как ему кажется, гонений Екатерины и - пишет богохульную «Гавриилиаду». Но одно дело - вопросы веры и церкви для себя и узкого просвещенного круга, другое дело - для народа. До сих пор Пушкин показывал, как Екатерина унижала общество, сбивая его с пути истинного, освобождающего просвещения. Но вот он снова размышляет о том народе, который «удержал бороду и русский кафтан…». Без учителей-священников, считает поэт, не сократится разрыв образованных и необразованных слоев.

94

Екатерина «угождает духу времени», то есть просвещенному XVIII веку, но Пушкин ничуть тому не радуется, ибо «угождение духу времени» - совсем не одно и то же, что «быть с веком наравне»; не случайно царица идет навстречу не только «времени», но и «неограниченному властолюбию». Сравнивая православие и католичество, Пушкин пользуется примерно той же логикой, что и при рассуждениях о «гордых замыслах Долгоруких»: историческое преимущество русского духовенства (как и дворянства) - в его несамостоятельности, в том, что оно «оковано» вместе со всеми «состояниями»; благодаря этому, думает Пушкин, плохие его свойства - «суеверные преграды просвещению» (подобно «чудовищному феодализму» аристократии) - не смогли развиться, как это случилось «в землях римско-католических». Серьезные размышления о роли православного духовенства Пушкин разовьет и в 1829 году («Путешествие в Арзрум») и незадолго до смерти (письмо к Чаадаеву от 19 октября 1836 г.).