Пушкин и декабристы

Из ранних статей о декабризме анонимная работа в сборнике Алексеева выделяется сильной и последовательной аналитической логикой, основанной на принципах «естественного права» и утверждающей неизбежность новых общественных выступлений и коренных перемен в России.

«Чем обширнее статистика российских заговорщиков, тем яснее указывает она на масштабы идеи, принявшей подобную форму. Эта статистика означает, что политический курс империи, бывшей до сих пор лишь выражением единовластья, осложнится существованием оппозиции в дворянских кругах. Итак, этот курс отныне неизбежно и беспрестанно должен будет считаться с оппозицией, с которой правительство приговорено жить бок о бок.

128

«Приговорено» потому, что невозможно сослать в Сибирь существующее воззрение: спору нет, туда ссылаются отдельные лица - нет ничего проще этой меры для государства в момент успеха. Но это воззрение есть нравственная основа тех обычаев, распространению которых среди бояр на протяжении века изо всех сил способствовали самодержцы: это то, что покоилось под бородами, которые сбрил боярам Петр Великий.

Усвоив эти обычаи, бояре усвоили также их новый дух и новые потребности. Позже правительство пожевало остановить развитие этого духа и изменить эти потребности - и оно породило оппозицию, которую сегодня силится уничтожить».

Легко заметить сходство только что процитированных строк с пушкинским - «свобода - неминуемое следствие просвещения». Эта близость, вероятно, была замечена Алексеевым, который тем охотнее мог соединить «единомышленников» на страницах своего сборника. Данная особенность публикуемого текста позволяет предположить, что он мог быть написан и каким-то неизвестным нам русским (или находящимся в России) публицистом.

Созвучие пушкинским «Замечаниям…» обнаруживается и в следующих строках рукописи «О преемнике Александра»:

«Ничто так не оскорбляет нацию, которой разом дали просвещение и славу, как быть отстраненной от всякой политической деятельности, от всякого влияния на дела своей страны, как это было при последнем самодержавном режиме в России.

Ничто так не оскорбляет, как видеть интересы отечественной политики доверенными иностранцам, пришедшим со всех земель править ими с одной только целью обогащения.

Русские перешагнули время, когда им приходилось искать во вне деятелей их цивилизации, деятелей, всегда преданных власти, их привлекшей, и всегда равнодушных к будущему страны, их использующей».

Наконец, финальной реплике пушкинской работы о самовластии и «удавке», теме закона, который выше монарха (ода «Вольность»!), как бы вторят строки об Александре I из статьи «Du successeur…»:

«Сей монарх, посвятивший всю жизнь свою созданию теорий легитимизма, - сам и разбил их, заранее приняв отречение законного наследника от престола,

129

дабы передать эту роль другому, не думая о том, что законность есть нечто, превышающее человеческую власть.

Находящаяся над обществом, она существует уже сама по себе, - следовательно, не допускает ни выбора, ни предпочтения со стороны общества, ибо если допустить последнее, то законность изменит своей сущности и окажется в области людской прихоти и случая, откуда должно ее изгнать.

Именно таково было содеянное Александром, и опасность не замедлила дать себя почувствовать. Одно мгновение сомнения на этот счет потрясло всю Империю, и залпы, возвестившие восшествие на престол нового государя, затопили кровью ступени, по которым он шел к трону».

Мы далеки от мысли обнаружить прямое влияние потаенного пушкинского сочинения 1821-1822 годов на воззрения «анонима» (хотя теоретически, через посредство Алексеева, такую связь и можно вообразить). Важнее - то сродство мыслей и чувств, которое естественно возникало у многих передовых мыслителей независимо от личного знакомства или общения.

В 1826 году, как и в последующие несколько лет, Н. С. Алексеев продолжал службу в аппарате новороссийского наместника М. С. Воронцова, и скорее всего статья была скопирована или написана в Одессе. В любом случае, даже воспроизведение такого документа вскоре после завершения суда и следствия над декабристами, в условиях страха и усталости, распространившихся в обществе, само по себе было немалым подвигом.

Хотя Н. С. Алексеев копировал этот текст много позже предыдущих «глав» своего сборника, имеется, однако, определенная закономерность в том, что рукою друга Пушкина, рядом с противоправительственными заметками по истории XVIII века самого поэта и другими политическими материалами, переписано неизвестное сочинение, посвященное анализу событий 14 декабря с позиций, отнюдь не совпадающих с официальным и обязательным «Донесением следственной комиссии»: вольно или невольно, состав алексеевского сборника после внесения работы «О преемнике Александра» отразил разные этапы общественного движения того времени.

Надо думать, что Алексеев, продолжая службу на юге, считал своим долгом сохранять важные сведения, воспо-

130