Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Как мы чудовищно литературоцентричны

Вначале была идея. И идея изначально была манекеном. Точнее, она, вроде бы, была хороша, но она родилась манекеном.

Принято считать, что отечественное сознание литературоцентрично. Сам по себе тезис красив, но, как все метафорическое, уязвим. Отстаивание идеи тотального влияния литературы на личность более характерно для представителей старшего поколения: для них классическая словесность была авторитетным образцом самоидентификации и означала отчасти конформистское бегство от реальности.

В обсуждении проблемы литературоцентризма подстерегает очевидная опасность. Слишком сильна традиция аутентичного прочтения классической культуры XIX века, то есть рассмотрение искусства в категориях самого XIX столетия. При этом следует избегать демонстративного скептицизма по отношению к литературоцентричной системе культуры позапрошлого века. С одной стороны, литература была единственным носителем информации, не имеющим альтернативы. С другой – культура узурпировала у церкви и философии право выражать истину.

Можно, однако, найти немало доказательств литературоцентрического сознания современного юношества даже сейчас, когда чтение перестало быть одной из первоочередных потребностей. Литературоцентризм (а в некоторых вариантах – текстоцентризм) остается единственным мифом современности, с которым солидарны почти все независимо от доминирования альтернативных форм культурной коммуникации. Одно из самых убедительных доказательств: любой современный вид визуального искусства несет отпечаток книги. Российским кинематографистам, к примеру, легче снять что-нибудь похожее на детектив в стихах, чем историю интеллектуального остроумия. Потому что отечественный детектив обязательно будет отмечен дурно понятым или ученически воспринятым психологизмом Достоевского.

В подобной ситуации нелепы поиски отечественных «секс-символов», так как классическое литературное представление о физической красоте репрессировалось писателями, начиная с «золотого века» русской словесности. Осозналась потребность подвергнуть ревизии доминантную категорию мысли и существования, которая на протяжении всей жизни поколения значилась в разряде святая святых. Собственная жизненная практика потребовала пересмотреть идею литературоцентризма отечественного сознания, разобраться в ней, соотнести с живой и собственной реальностью в противовес корпоративной убежденности ведомственных литературоведов. Речь идет не о сомнениях по поводу нужности и полезности классики, а о вопросе наделения классической литературы статусом, которому она давно уже не соответствует в изменившемся мире. Итоги размышлений оказались несколько обескураживающими и обидными для поколения, чья жизнь проходила под знаком литературоцентризма.

Пресловутый Иван Петрович

Во-первых , идею литературоцентризма необходимо отредактировать хотя бы потому, что в конце XX века ревизии подверглись не менее глобальные построения (критический реализм, реализм). В подобной ситуации философская база, эстетическая структура, социально-культурная мифология литературоцентризма не может остаться в том виде, в каком она торжествовала на протяжении почти столетия.

Как тут не вспомнить разговоры о печальной судьбе реализма, о смерти метафорического Ивана Петровича, который в начале повествования уже никогда не встанет с кровати, не подойдет к окну, не обозрит пейзаж на полстраницы и страниц на сто пятьдесят не вспомнит свою первую любовь.

Ивана Петровича соборовали, отпели и закопали как символ грандиозной словесности, которая устала, перенапряглась и перестала быть. На ее место заступила безнадежно провинциальная литература, активно цитирующая модные идеи Запада. Обнаружилось, что мира Божьего нет, как и Ивана Петровича. Есть только текст, кунштюк и симулякр, а может быть, дитя банального интертекста.

Все это так. Или почти так. Не столько Запад стал могильщиком Ивана Петровича, сколько сам Иван Петрович.

Сами споры о смерти Ивана Петровича были инициированы нашим литературоцентричным мышлением. И отсюда все наши литературно-критические дискуссии. На дворе непонятно какая эстетика, а мы продолжаем настойчиво хоронить Ивана Петровича либо реанимировать его. Категоричный пафос литературоцентризма очевиден.

За окном ситуация, не благостная для литературоцентризма: постмодернизм хоронит реализм, а сам реализм в номенклатурном исполнении, победив в схватке с реальностью, возглавил жюри конкурса «Разве это жизнь?!».