Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

Разумеется, опасно и поверхностно было бы находить параллели различных пушкинских произведений только на том основании, что они написаны в одно время, в одном месте; но всё же — не можем игнорировать то обстоятельство, что «Пиковая дама» создавалась «по соседству» с теми сочинениями, где воплощались главнейшие исторические раздумья поэта; где представлены петровский Петербург и пугачёвские крестьяне, вся Россия…

Творческая история пушкинской повести столь же таинственна, как и её глубинный смысл, — поэт будто нарочно «спрятал от нас» почти все её рукописи. Тем не менее даже немногие сохранившиеся черновики позволяют сделать любопытные наблюдения. Недавно была опубликована очень интересная работа, посвящённая сопоставлению «Пиковой дамы» и «Медного всадника»[546], где истоки «повести об игроке» прослеживаются с 1828 года[547]. В дальнейшем, постоянно опираясь на соображения H. Н. Петруниной, выскажем несколько наблюдений.

В той самой пушкинской тетради, куда поэт вписал осенью 1833 года польские стихи Мицкевича (бывшей № 2373, ныне № 842), сначала идут листы с 1-го по 14-й, на которых находятся некоторые сочинения конца 1829-го — начала 1830 года. Затем следует одна чистая страница, отделяющая ранние записи от более поздних; на листах же с 15-го по 26-й наибольшее место занимают наброски поэмы «Езерский» — того описания «омрачённого Петрограда», что через несколько месяцев будет использовано Пушкиным в «Медном всаднике».

Однако непосредственно перед «Езерским», буквально с ним «сталкиваясь», мелькают строки другого сочинения. На 15-м листе тетради № 842 находится эпиграф:

А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули — — —
От пятидесяти
На сто.
И выигрывали
И отписывали
Мелом
Так в ненастные дни
Занимались они
Делом.

(Рукописная баллада)

Вслед за эпиграфом Пушкин записал: «года 2», затем попробовал — «лет 5», «года 3», всё зачеркнул и продолжал: «Года четыре тому назад собралось нас в Петербурге несколько молодых людей, связанных между собою обстоятельствами. Мы вели жизнь довольно беспорядочную. Обедали у Андрие без аппетита, пили без весёлости, ездили к Софье Астафьевне побесить бедную старуху притворной разборчивостью. День убивали кое-как, а вечером по очереди собирались друг у друга». И далее зачёркнуто: <и все ночи проводили за картами) (VIII, 834).

Начало «Пиковой дамы»: эпиграф к первой главе повести уже почти тот, что будет в печати (о нём — чуть позже); впрочем, первые строки не совсем те: вместо медленного, постепенного повествования в окончательном тексте явится стремительная фраза, сразу завершающая действие: «Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова». В той же тетради, на 18-м листе, появляется Герман (пока что в его имени одно н); правда, он увлекается ещё не Лизаветой Ивановной, а некоей Шарлоттой Миллер: немецкий «колорит» в черновике куда сильнее, чем в окончательном тексте, однако сюжетная ситуация с самого начала предвосхищает то, что «случится» с Германном и Лизой. Черновой текст завершается характеристикой Германна. «Отец его, обрусевший немец, оставил ему после себя маленький капитал, Герман оставил его в ломбарде, не касаясь и процентов, а жил одним жалованием.

Герман был твёрдо etc».

А затем «оборвавшаяся» строка повести как бы продолжается карандашной записью стихов:

…Ветер выл
Дождь капал крупный,—

и уже проза оставлена, а поэма пошла «над омрачённым Петроградом». Это «Езерский», многие строки и образы которого позже перейдут в «Медный всадник».

Эпиграф и первые строки «Пиковой дамы», а также «воющий ветер» из «Езерского» точно датируются концом 1832 — началом 1833 года[548]. В ту пору возникла и позже сохранилась удивляющая связь текстов, бури и дождя, ополчающихся против бедного Евгения, и такой же непогоды, преследующей Германна близ дома графини: H. Н. Петрунина указала на ряд параллелей, смысловых и фразеологических, в стихотворных строках «Медного всадника» и прозе «Пиковой дамы».

В начале 1833-го Пушкин многого не оканчивал: «Дубровского», «Пиковую даму», «Езерского»… Но вот проходит несколько месяцев; поэт открывает «тетрадь № 842» и заполняет её осенними строчками 1833 года — русскими, а также польскими — о которых шла речь в связи с ответом Мицкевичу, перед началом «Медного всадника» и завершением «Пиковой дамы»[549].

Два века

«Пиковая дама» начинается не только заглавием: один за другим следуют два эпиграфа. Сначала ко всей повести — «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга».