Читаем Пушкин. Изнанка роковой интриги полностью

По неясной причине, не исключая возможность торопливости, мы почти не видим очень важного героя романа, у которого даже нет в романе имени. Он остался непрорисованным. Почему «какой-то важный генерал», когда он муж главной героини и старинный приятель главного героя? Потеряла имя и Татьяна: она больше не Ларина, и народ наш не знает фамилии своей любимой героини, вышедшей замуж. Фактически она теперь для нас какая-то важная генеральша.

Между тем, подразумевается, что безымянный генерал – значительная личность. Он вполне конкурентоспособен, если не более интересен, чем Онегин. И Татьяна, по-видимому, счастлива с ним. К мужу Татьяна относится с большим уважением, чем к своей первой пассии. Во всяком случае, вряд ли она посмела бы отчитывать его, как она позволила себе это делать с Онегиным. В то же время тень генерала в каком-то смысле пародирует командора из «Каменного гостя». Живой памятник, герой войны, отводит руки потенциального любовника от своей жены, руководит ее поступками.

«Этому-то старику-генералу», – небрежно бросил фразу вслед за Пушкиным Достоевский. Неясность образа князя породила толкования, далекие от замыслов Пушкина. Нехватку сюжетного материала у Пушкина почувствовал либреттист оперы Модест Чайковский. Тут появилось имя Гремин – имя гремит, с доминирующими нотами ре и ми, мог быть и До-ре-мин. В первоначальном варианте либретто третье действие начинается так: «Появление генерала. Он влюбляется в Татьяну. Она ему рассказывает свою историю и соглашается выйти за него замуж»[232]. Чайковский тоже не почувствовал любви Татьяны. Романтика уложена в сундук:

…для бедной ТаниВсе были жребии равны…

И она вроде бы холодно предпочитает жить без любви. Подправляя Пушкина, Чайковский в финале сперва заставил Татьяну падать на грудь Онегину, а в это время входил седой генерал.

Ноту иронии по отношению к старому генералу добавил постановщик «Евгения Онегина» в Пражской опере, – мы слушали ее в 1995 году. Генерал выезжает на сцену в инвалидном кресле, крутя колеса руками. Но если отбросить модернизированный подход, все равно генерал остается тенью, и симпатии читателя к нему не возникает, скорее наоборот. Между тем, Лернер справедливо замечает, что после Наполеоновских войн генералами становились рано[233]. Друг Пушкина Николай Раевский – младший, к примеру, получил генеральское звание в 29 лет, Михаил Орлов – в 26. Муж Татьяны вспоминает с Онегиным «проказы, шутки прежних лет» – значит, они сверстники, а Онегину в это время 28. Стало быть, князь молод, да и любит Татьяну не меньше, чем Онегин, не ведая, что с ее стороны один расчет.

Фрагментарность сюжета вот уже полтора столетия как бы призывает к домысливанию окончания романа. Дискуссии о законченности «Онегина» не закончены, и, пожалуй, наиболее полный взгляд предлагает Тынянов: его идея состоит в том, что конец мог бы быть любым[234].

Недописанная глава «Путешествие Онегина» осталась половинчатой, ибо автор не решил, где и как все-таки его герой путешествовал. Заграницу поэту увидеть так и не довелось; описывать красоты Европы без личного впечатления – получилось бы нечто вторичное. В результате, как доказал еще Набоков, Онегин беспросветно долго едет из своего имения в срединной России на юг, в Одессу, которую Пушкин знал. Онегин попал к Татьяне, как Чацкий, с корабля на бал, но не было ни корабля, ни дальнего путешествия. И именно это, возможно, привело Пушкина в Болдине к мысли выкинуть главу «Путешествие Онегина» вообще, чтобы быстрее закончить роман. Осталось завязать последний узел.

Завершая многолетний труд перед свадьбой (будет ли время продолжать?), поэт в который раз примеривает разные варианты брачных отношений героев, как часто у него, вольно или невольно соотнося их с личной ситуацией. Биографические параллели усматриваются во многих плоскостях. Опыт Онегина в «науке страсти нежной» не помогает ему в отношениях с Татьяной, как отмечал пушкинист[235]. А разве не такая же проблема была у живого поэта? Онегин в Татьяну «как дитя, влюблен» тогда же и так же, как Пушкин в Наталью. Неужто опытный ловелас Пушкин не может вскружить голову девочке? Но таково реальное состояние поглупевшего перед последней невестой поэта, который чувствовал себя мальчиком-неумейкой. Последовательность его (и Пушкина) душевных состояний: влюбленность – кажущаяся неприступность («запретный плод») – растерянность – неуверенность в себе – смена привычного флирта на серьезность намерений.

Тертый калач, Пушкин не может не понимать, что его реальная избранница далека, если не противоположна выработанным им параметрам. Но он влюблен и закрывает глаза, он старается убедить самого себя и всех на свете, что это не имеет значения, что противоречия между созданной моделью и реальной кандидатурой вовсе нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Пушкина

Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова
Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Дуэль Пушкина РїРѕ-прежнему окутана пеленой мифов и легенд. Клас­сический труд знаменитого пушкиниста Павла Щеголева (1877-1931) со­держит документы и свидетельства, проясняющие историю столкновения и поединка Пушкина с Дантесом.Р' своей книге исследователь поставил целью, по его словам, «откинув в сто­рону все непроверенные и недостоверные сообщения, дать СЃРІСЏР·ное построение фактических событий». «Душевное состояние, в котором находился Пушкин в последние месяцы жизни, — писал П.Р•. Щеголев, — было результатом обстоя­тельств самых разнообразных. Дела материальные, литературные, журнальные, семейные; отношения к императору, к правительству, к высшему обществу и С'. д. отражались тягчайшим образом на душевном состоянии Пушкина. Р

Павел Елисеевич Щеголев , Павел Павлович Щёголев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?
«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?

«Всё было не так» – эта пометка А.И. Покрышкина на полях официозного издания «Советские Военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне» стала приговором коммунистической пропаганде, которая почти полвека твердила о «превосходстве» краснозвездной авиации, «сбросившей гитлеровских стервятников с неба» и завоевавшей полное господство в воздухе.Эта сенсационная книга, основанная не на агитках, а на достоверных источниках – боевой документации, подлинных материалах учета потерь, неподцензурных воспоминаниях фронтовиков, – не оставляет от сталинских мифов камня на камне. Проанализировав боевую работу советской и немецкой авиации (истребителей, пикировщиков, штурмовиков, бомбардировщиков), сравнив оперативное искусство и тактику, уровень квалификации командования и личного состава, а также ТТХ боевых самолетов СССР и Третьего Рейха, автор приходит к неутешительным, шокирующим выводам и отвечает на самые острые и горькие вопросы: почему наша авиация действовала гораздо менее эффективно, чем немецкая? По чьей вине «сталинские соколы» зачастую выглядели чуть ли не «мальчиками для битья»? Почему, имея подавляющее численное превосходство над Люфтваффе, советские ВВС добились куда мeньших успехов и понесли несравненно бoльшие потери?

Андрей Анатольевич Смирнов , Андрей Смирнов

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Сергей Фудель
Сергей Фудель

Творчество религиозного писателя Сергея Иосифовича Фуделя (1900–1977), испытавшего многолетние гонения в годы советской власти, не осталось лишь памятником ушедшей самиздатской эпохи. Для многих встреча с книгами Фуделя стала поворотным событием в жизни, побудив к следованию за Христом. Сегодня труды и личность С.И. Фуделя вызывают интерес не только в России, его сочинения переиздаются на разных языках в разных странах.В книге протоиерея Н. Балашова и Л.И. Сараскиной, впервые изданной в Италии в 2007 г., трагическая биография С.И. Фуделя и сложная судьба его литературного наследия представлены на фоне эпохи, на которую пришлась жизнь писателя. Исследователи анализируют значение религиозного опыта Фуделя, его вклад в богословие и след в истории русской духовной культуры. Первое российское издание дополнено новыми документами из Российского государственного архива литературы и искусства, Государственного архива Российской Федерации, Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации и семейного архива Фуделей, ныне хранящегося в Доме Русского Зарубежья имени Александра Солженицына. Издание иллюстрировано архивными материалами, значительная часть которых публикуется впервые.

Людмила Ивановна Сараскина , Николай Владимирович Балашов

Документальная литература