Читаем Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии полностью

22 августа Бенкендорф извещает поэта о том, что «стихотворения ваши государь изволил прочитать с особенным вниманием» и что «Стансы» дозволяются к печати (XIII, 335). И почти сразу после получения разрешения на публикацию Пушкин начинает распространять стихотворение в обществе. Первое известное нам (по донесениям фон Фока) чтение «Стансов» имело место 31 августа на новоселье у Ореста Сомова, где среди приглашенных были К. С. Сербинович, в недавнем прошлом ближайший помощник Карамзина, и Дельвиг. Последний подобрал к стихотворению музыку. Присутствовавшие выпили за «здоровье цензора Пушкина ‹…› обмакивая стансы Пушкина в вино»[431].

А. А. Дельвиг, в присутствии которого «Стансы» были прочитаны публично впервые, выражает желание напечатать стихотворение в альманахе «Северные цветы» на 1828 год, о чем Пушкину сообщает П. А. Плетнев (XIII, 345) и в ноябре получает на это разрешение цензуры. Однако, вместо того чтобы публиковать «Стансы» в Петербурге, в «Северных цветах» Дельвига, Пушкин в декабре 1827 года, не позднее 17 декабря, отправляет стихотворение в Москву, Погодину (XIII, 350), и оно выходит в первом номере «Московского вестника» за 1828 год. Обративший внимание на это обстоятельство В. Э. Вацуро не дал ему никакого объяснения, отметив только его поспешный характер, не мотивированный большими «долгами» поэта перед «Московским вестником», потому что, несмотря на них, Пушкин отдает в «Северные цветы на 1828 год» «Графа Нулина», произведение значительно более объемное и дорогое, чем «Стансы»[432].

Цензурное разрешение на альманах было получено Дельвигом 3 декабря 1827 года; «Стансов» не было среди дозволенных к печати произведений Пушкина[433]. Цензурное разрешение на публикацию первого номера «Московского вестника» датируется 9 января 1828 года[434]. «Вестник» поступил в продажу месяцем позже «Цветов», и Пушкин, забирая стихотворение из уже составленного Дельвигом альманаха и посылая его в журнал, понимал, что публикация стихотворения несколько откладывается.

Между обнародованием «Стансов» (осень 1827 года) и его первой публикацией (январь 1828 года) Пушкин работает над посланием «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю / Хвалу свободную слагаю»), где он объясняет свою позицию, выраженную в «Стансах».

Упреки в сервилизме адресовались Пушкину еще до того, как «Стансы» получили публичную известность. Но тогда, в первую половину 1827 года, они исходили не от друзей. «Стансы» обострили взаимоотношения с друзьями. По всей видимости, это были друзья не столько из петербургского окружения поэта, сколько из оставленной поэтом Москвы, скорее всего Катенин и Вяземский.

Катенин обратился к Пушкину со своим посланием «Старая быль» 27 марта 1828 года (XIV, 8), но его невысокое мнение о природе пушкинского либерализма, цитированное выше, относится к более раннему периоду.

Об ухудшении взаимоотношений поэта с Вяземским во второй половине 1827 года мы можем судить по косвенным признакам, таким как, например, прекращение переписки между друзьями более чем на полгода с момента отъезда Пушкина из Москвы. По позднему свидетельству Вяземского, Пушкин затаил на него обиду за критический отзыв о «Цыганах»[435]. Но, как нам представляется, были и более серьезные поводы для ухудшения взаимоотношений между старыми друзьями: конец 1827 года — пик оппозиционных настроений Вяземского, и очень вероятно, что та часть послания, где отводятся упреки в сервилизме, была адресована в том числе и Вяземскому.

Черновая редакция стихотворения «Друзьям» в качестве важнейшего содержит мотив «клеветы» («Я жертва мощной клеветы»). Можно понять это так, что в период «допечатного» обращения «Стансов» (начало сентября 1827 года — середина января 1828 года) среди друзей циркулировал некий клеветнический и весьма обидный для поэта слух. Между тем смысл послания «Друзьям» состоит в утверждении свободного характера того исторического оптимизма, который поэт испытал после возвращения из ссылки после встречи с императором; как уже совсем прозрачно Пушкин выразился в черновой редакции послания «Он ‹император› не купил хвалы» (III, 644). Следовательно, самым болезненным для поэта было то, что свободный характер его «хвалы» ставился под сомнение. Именно таким образом отозвался о «Стансах» А. М. Тургенев (1772–1862, родственник А. И., Н. И. и С. И. Тургеневых, мемуарист) 10 января 1828 года, посылая список «Стансов» приятелю, жившему в провинции, А. И. Михайловскому-Данилевскому:

Прилагаю вам стихи Пушкина, impromptu, написанные автором в присутствии государя, в кабинете его величества[436].

А. М. Тургенев к числу друзей поэта не принадлежал, при этом он посылает приятелю в провинции не просто не опубликованное пушкинское стихотворение, но и сопровождает его «биографическим» комментарием. Это указывает на то, что «Стансы» широко разошлись в списках и что переданный Тургеневым слух к январю 1828 года стал общим достоянием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги