Пушкин, потомок Рюрика

Лев Александрович Пушкин начал службу капралом в 1739 году, в отставку вышел в чине подполковника артиллерии. В год дворцового переворота, когда Екатерине II удалось низвергнуть своего державного супруга Петра III, Лев Александрович был в числе сторонников незадачливого императора, за что и поплатился двумя годами свободы[65].

У Пушкина, в записанных им исторических анекдотах («Таblе-tаlк»), есть один, относящийся к событиям 1762 года: Алексей Орлов объявил графу Кириллу Разумовскому, одному из заговорщиков, «что Екатерина в Измайловском полку, но что полк, взволнованный двумя офицерами (дедом моим Л. А. Пушкиным и не помню кем еще), не хочет ей присягать. Разумовский взял пистолеты в карманы, поехал в фуре, приготовленной для посуды, явился в полк и увлек его. Дед мой посажен был в крепость, где и сидел два года».

Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь петергофского двора,

Как Миних, верен оставался
Паденью третьего Петра.
Попали в честь тогда Орловы,
А дед мой в крепость, в карантин.

И присмирел наш род суровый…

Своему деду Александр Сергеевич посвятил строки не только поэтические, но и прозаические: «Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму, за мнимую или настоящую ее связь с французом, бывшим учителем его сыновей, и которого он весьма феодально повесил на черном дворе. Вторая жена его, урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды велел он ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась — чуть ли не моим отцом. Родильницу привезли домой полумертвую и положили на постелю всю разряженную и в бриллиантах. Все это знаю я довольно темно. Отец мой никогда не говорит о странностях деда, а старые слуги давно перемерли».

Сергей Львович Пушкин, после того как записки сына были частично опубликованы в 1840 году, вступился за «священную память» своего отца и писал в опровержение следующее: «Он был любим, уважаем, почитаем даже теми, которые знали его по одному слуху. Взаимная любовь его и покойной матери моей была примерная… История о французе и первой жене его много увеличена. Отец мой никогда не вешал никого, не содержался в крепости двух лет. — Он находился под домашним арестом — это правда, но пользовался свободой… Знаю, что отец мой и в счастливом супружестве с моею матерью вспоминал о первой жене своей, на которой он женился 16-ти лет, с нежностию».

Все эти идиллические воспоминания кажутся вполне достоверными, если бы не одно документальное свидетельство — в служебном формуляре Л. А. Пушкина указано, что «за непорядочные побои находящегося у него в службе Венецианина Харлампия Меркадии был под следствием, но по именному указу повелено его, Пушкина, из монаршей милости простить».

Видимо, сам поэт верил все же старой семейной легенде, иначе вряд ли бы он писал своей невесте Натали Гончаровой осенью 1830 года из Болдино:

«Мой ангел, ваша любовь — единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка (где, замечу в скобках, мой дед повесил француза-учителя, аббата Николя, которым был недоволен)». (Пер. с фр.)

Чичерины

Второй женой Льва Александровича стала Ольга Васильевна Чичерина[66]

(род. в 1737 г.). Из одиннадцати детей ее отца, полтавского коменданта Василия Ивановича Чичерина, и матери Лукии (Лукерьи) Васильевны Приклонской[67] лишь ей одной суждено было продолжить ниточку родословной Чичериных и связать ее с родом Пушкиных. Пятеро братьев Ольги умерли во младенчестве, а из сестер только ей довелось выйти замуж.

История Чичериных заслуживает более подробного рассказа.

Основатель рода, как повествует «Родословный Сборник русских дворянских фамилий», Афанасий Чичери[68] выехал из Италии в Москву в 1472 году в свите племянницы византийского императора Софьи Палеолог — будущей жены великого князя московского Ивана III.

В числе прямых потомков итальянца Афанасия Чичери был и его праправнук Дмитрий Иванович, «козловский сын боярский», погибший 20 октября 1552 года при взятии Казани.

«Царь Иван Васильевич во время осады Казани учредил из детей боярских регулярное войско под названием стрельцов. Оно разделялось на пешее и конное, равно вооруженное копиями и ружьями. Стрельцы получали жалование и провиант… Не смотря на выгоды дворяне гнушались службою стрелецкою, и считали оную пятном для своего рода — по сей причине большая часть их начальников была низкого происхождения», — писал в исторических заметках Пушкин.