«Когда в 1796 году Надежда Осиповна вышла замуж в Петербурге за Сергея Львовича Пушкина, то Марья Алексеевна продала свой дом в Преображенском полку и переселилась к зятю в Измайловский полк, — пишет биограф поэта Вегнер. — Когда Пушкины поехали в Москву, то и Марья Алексеевна последовала за ними. Е. П. Янькова знала дом Пушкиных в 1809 или 1810 году и сообщает, что „Пушкины жили весело и открыто, и всем домом заведовала больше старуха Ганнибал, очень умная, дельная и рассудительная женщина; она умела дом вести как следует, и она также больше занималась и детьми: принимала к ним мамзелей и учителей и сама учила“. Свою фамилию Марья Алексеевна подписывает „Ганнибалова“, в просторечье же ее зовут „Ганнибальшей“».
В своих воспоминаниях сестра поэта Ольга Сергеевна писала о ней: «Замечательна по своему влиянию на детство и первое воспитание Александра Сергеевича и сестры была их бабушка Марья Алексеевна. Происходя по матери из рода Ржевских, она дорожила этим родством и часто любила вспоминать былые времена <…> Марья Алексеевна была ума светлого и по своему времени образованного; говорила и писала прекрасным русским языком, которым так восхищался друг Александра Сергеевича, барон Дельвиг…»
Бартенев называл Марию Алексеевну «первою воспитательницею поэта»: «У нее выучился он читать и писать по-русски. Он залезал в ее рабочую корзину, смотрел, как она занимается рукодельем, слушал ее рассказы про старину… От нее, без сомнения, осталось в памяти Пушкина много семейных преданий».
Мария Алексеевна скончалась в июне 1818-го. Дядя поэта Василий Львович сообщал своему приятелю о сем печальном происшествии: «Сергей Львович живет в Опочке, на границе Белорусских губерний. Он приехал в свою деревню 27 июня, а 28-го, то есть на другой день, умерла его теща. Надежда Осиповна и Олинька в большом огорчении. Покойница была со всячинкой, и мне ее вовсе не жаль, но здоровье Олиньки очень худо, и я о том сокрушаюсь. Александр остался в Петербурге; теперь, узнав о кончине бабушки своей, он, может быть, поедет к отцу».
Видимо, не все просто складывалось в семейных отношениях.
«Бабушка и… Мать — их бедность»
Нужно отдать должное уму и характеру Марии Алексеевны, что при столь горестных обстоятельствах своей жизни она сумела дать достойное воспитание своей дочери: Надежда Осиповна владела несколькими языками, знала французскую литературу и музыку, умела вести светскую беседу. Ольга Сергеевна вспоминала, что ее мать «при всей живости характера, умела владеть собою… всегда веселая и беззаботная, с прекрасною наружностью креолки, как ее называли, она любила свет». Однако, по свидетельству современников, Надежда Осиповна имела вспыльчивый, неровный характер, который приписывался ее африканской наследственности.
Биограф поэта Д. Н. Анучин собрал немало любопытных сведений о характере и внешности внучки «царского арапа»: «Несмотря на красоту черт в общем, они явственно выказывали африканский отпечаток — в спиральном закручивании волос, особенностях носа, губ <…> Подобно другим Ганнибалам, она обладала, по-видимому, страстным, живым темпераментом, любила веселье, беседу, общество, перемены („терпеть не могла заживаться на одном и том же месте и любила менять квартиры“, по словам Павлищева), отличалась остроумием, умом, проявляла — по-своему — любовь к мужу (которого держала, однако, „под пантуфлей“) и к детям (особенно к дочери Ольге и сыну Льву), но была своенравна, злопамятна и упряма…»
Не отличалась Надежда Осиповна и особой хозяйственностью, не слишком баловала своей лаской и вниманием детей, особенно старшего сына Александра. Все это, уже традиционно, многочисленные биографы поэта вменяют ей в грехи. Стоит, однако же, перечесть ее письма к детям (составляющие ныне целые тома!), в особенности к дочери, чтобы понять, сколь удивительно доброй и самоотверженной матерью была Надежда Осиповна. Да и душевных потрясений на ее долю выпало с лихвой: из восьми рожденных ею детей пятеро (четверо сыновей и дочь) умерли в младенчестве и в раннем детстве.
Почему-то обычно забывают об одном, весьма важном свидетельстве. Это строки из письма Софьи Дельвиг, жены лицейского друга поэта. Вот что она пишет своей подруге в мае 1827 года: «Я познакомилась с Александром, — он приехал вчера, и мы провели с ним день у его родителей. Надобно было видеть радость матери Пушкина: она плакала как ребенок и всех нас растрогала».
Сыновнюю преданность Александра Надежда Осиповна сумела оценить лишь в последние годы жизни, омраченные тяжелой болезнью, и горько сожалела, что не смогла сделать это раньше… «Я могу сказать тебе, дражайшая моя Ольга, что моя болезнь очень была серьезна; я много беспокойства причинила твоему отцу, как и Александру», — писала она дочери в марте 1835-го. А в другом письме, датируемом маем того же года, Надежда Осиповна признавалась ей: «Я разлюбила Петербург и боюсь ехать этот год в Михайловское, быть может, это предчувствие. Впрочем, пусть будет, как захочет Бог, да свершится Его воля».