Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

В начале XIX века боевой генерал, возглавлявший многотысячную армию, получил королевский приказ: срочно выступить на подавление мятежа в южно-американской колонии. Но увлеченный либеральными идеями испанской конституции 1812 года, Риего отказался подчиниться и, по сути, возглавил восстание против короля Испании Фердинанда VII. Войско мятежного генерала было разбито, а сам он казнен страшной испанской казнью «гарротой» – удушением железным ошейником.

Сказали раз царю, что наконец
Мятежный вождь, Риэго, был удавлен.
«Я очень рад, – сказал усердный льстец, —
От одного мерзавца мир избавлен»…

Стихотворение, по сути, – эпиграмма на графа Михаила Семеновича Воронцова, и при жизни поэта, именовавшего своего недруга «придворным хамом», распространялось лишь в списках. История его создания такова: в Тульчине, малороссийском городке, на торжественном обеде в честь смотра войск Александру I принесли депешу, в коей уведомлялось об аресте испанского генерала, что было равнозначно его казни. Император тотчас сообщил эту весть своим приближенным и гостям. Граф Воронцов раболепно воскликнул: «Какое счастливое известие, Ваше Величество!» И, улыбаясь, добавил: «Одним мерзавцем меньше».

Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.

Их имена – придворного льстеца, новороссийского генерал-губернатора и мятежного испанца, – удивительным образом соединятся в записках поэта.

«Старичок Инзов сажал меня под арест всякой раз, как мне случалось побить молдавского боярина, – вспоминал Пушкин о жизни в Бессарабии, – Правда – но зато добрый мистик в то же время приходил меня навещать и беседовать со мною об гишпанской революции, – не знаю, Воронцов посадил ли бы меня под арест, но уж верно не пришел бы ко мне толковать о конституции Кортесов».

Тогда же, в Кишиневе, а после и в Одессе, велись горячие споры о «мятежном вожде Риэго», его судьба занимала многие вольнолюбивые умы…

Наследный принц Филипп Астурийский (справа) с Юрием Дубининым, бывшим послом России в Испании. Москва. 2003 г. Фотография автора

Генерал был казнен в Мадриде 26 октября 1823 года. Эхо далекой испанской революции, поднятой им, спустя два года отозвалось декабристским восстанием на Сенатской площади в Петербурге…

Память о бесстрашном генерале хранит и примостившееся в отрогах Кантабрийских гор село Тунья, где и поныне стоит его отчий дом. В центре горного села, рядом с собором, – памятник славному земляку: на бронзовом Рафаэле Риего – живой венок из вечнозеленого лавра.

В добротном крестьянском доме, где некогда появился на свет национальный герой, живут пожилые супруги, доброжелательно встречающие всех гостей. Старый дом, – так уж задумано, – не превратился в обычный музей, он – жилой, теплый. Здесь помнят и о визите далекого потомка короля Фердинанда VII, наследного принца Филиппа Астурийского. Любимца всей Испании, красавца и интеллектуала. (Будущий король Испании принц Филипп Астурийский, находясь с визитом в России, сделал неожиданное признание: он знает и любит пушкинскую поэзию!)

Профессор Федерико Фьерро сопровождал нас и в горную деревушку. Здесь хоть он и свой человек, но читать пушкинские строки в столь историческом месте, да еще перед телекамерой, ему довелось впервые.

Мог ли представить себе Александр Сергеевич, что его стихи «пробьются» через два столетия и прозвучат в родном доме генерала Риего? Да еще на его родном языке – астурийском!

Вот они, те фантастические сближения, что так любил подмечать поэт.

По странному стечению обстоятельств испанскому генералу было отпущено столько же земной жизни, что и российскому гению. И не менее удивительно, что в жизни Рафаэля Риего и Александра Пушкина были общие недоброжелатели и враги – император Александр I, граф Воронцов. И как причудливо соединились в новом столетии астурийская деревушка Тунья с пушкинской Одессой!

От царскосельских лип до башен Гибралтара…

Необъяснимо, но и в Мадриде, и в Севилье, и в Овьедо, да и в других испанских городах, где никогда не бывал Пушкин, есть места, непостижимым образом связанные с его именем.

Мне довелось побывать в мадридском доме, в гостях у Ирины Новосильцовой, представительницы славной русской фамилии. Она и наследница рода Гончаровых, с которым, по словам поэта, он счастлив был породниться.

Ее бабушка Наталья Дмитриевна, урожденная Гончарова, провела юность в имении Полотняный Завод, и даже комната, что была отведена ей в фамильном дворце, прежде принадлежала ее тетушке красавице Натали. Жизненный путь Натальи Гончаровой-Новосильцовой завершился далеко от отчей усадьбы, эмигрантская судьба забросила ее за океан, в далекую Америку. А вот внучка Ирина обосновалась в испанской столице.