Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Станет сниматься в кино. После премьеры фильма «Салют, Мария!», где Анхель Гутьеррес исполнит одну из главных ролей, придет известность – его начнут узнавать на улицах, в метро.

Попробует свои силы и на преподавательской стезе – в родном ГИТИСе. И все студентки его курса будут, конечно же, влюблены в импозантного профессора. И одна из них, красавица Людмила, станет его женой.

Но придет время, и Испания, настоящая родина, оставшаяся жить лишь в снах и смутных детских воспоминаниях, властно напомнит о себе. Голос крови, голос родной земли позовет его. Анхелю до сих пор больно вспоминать, сколь много пришлось перенести ему унижений в том, уже давнем, 1974-м, выслушать нелепых обвинений в предательстве советских идеалов, – ведь он уезжал на Запад, в буржуазную Испанию, в страну диктатора Франко.

А там, на севере Испании, в далекой деревушке, затерянной в Кантабрийских горах, еще жила его мать, с которой он был разлучен почти на сорок лет – на целую жизнь!

Анхель Гутьеррес уехал в Мадрид. Уехал один. Жене, разумеется, в заграничной визе отказали. А Людмила была готова следовать за своим Анхелем куда угодно – будь то испанская столица или безвестный таежный полустанок. И она победила: через три года ей разрешили выехать к мужу.

В Мадриде появилась на свет их дочь Александра. Если бы родился сын, был бы наречен Александром в честь любимого поэта – для Анхеля существовало лишь одно достойное имя в мире.

О своем театре Анхель может рассказывать без конца. После возвращения из России ему пришлось начинать режиссерскую карьеру буквально с нуля. Камерный театр (в Мадриде его называют Русским) – любимое детище Анхеля, где все, включая декорации, афиши, костюмы, сотворено при его участии или его руками.

После спектакля «Моцарт и Сальери». (Второй справа Анхель Гутьеррес.) Мадрид. 2000 г. Фотография автора

На эмблеме театра красуется чайка. «Мхатовская» чайка, залетевшая из Камергерского переулка в Москве на старинную мадридскую улочку. Его маленький театр, считает Гутьеррес, продолжает здесь, в Мадриде, традиции Московского Художественного. И первые поставленные им спектакли, принесшие успех и известность, были чеховские пьесы из репертуара столь любимого и почитаемого МХАТа.

У Камерного театра появилась своя публика. Поклонники таланта «русского режиссера» приходят на полюбившийся спектакль по несколько раз. Есть в их числе и те, кто приезжает в мадридский театр из Барселоны, Овьедо, Валенсии и даже из Парижа. Наверное, прикоснувшись однажды к подлинному искусству, хочется еще и еще испытать это необычайно сильное чувство.

«Пушкина мало знают в Испании, – сетует Анхель. – Как и везде на Западе, больше знакомы с Достоевским, Толстым, Чеховым. Перевести Пушкина при всей ясности и гармоничности его поэзии фантастически трудно. Сохранить легкость пушкинской строки, ее ускользающую музыку, передать полутона чувств: и скрытую иронию, и затаенную печаль, и не растерять при этом смысла – это ли не сверхзадача?

Пушкин писал об Испании так, как будто он побывал здесь. Он прекрасно знал наших гениев, восхищался живостью народных сказок. Да и в самом поэте столь много от испанского характера, ведь он был и Дон Кихотом, и Дон Жуаном одновременно».

Анхель с грустью вспоминал, как некогда в России режиссер Сергей Герасимов задумал снять художественный фильм о Пушкине и в роли поэта он видел его, испанца. Не сбылось. Но с тех давних пор пушкинский томик у Анхеля всегда, – в кармане ли куртки, в режиссерском кабинете, на прикроватном столике.

«Я не могу объяснить, что заставило меня взяться за перевод “Моцарта и Сальери”, – размышляет он. – Возможно, чувство обиды, – ведь столько моих друзей лишены счастья слышать, понимать, а значит, и любить Пушкина! И хотя Испания – страна поэтов, но кто может заменить русского гения? Открыть Пушкина для испанцев – пока только моя мечта. И в будущем для новых поколений это, как знать, станет равновеликим открытиям Колумба».

«По-гишпански не знаю», – признавался как-то в одном из писем времен михайловской ссылки Александр Сергеевич. Позднее поэт приступил к изучению испанского языка, но что-то отвлекло его от занятий…

На рубеже двух столетий именно Анхелю Гутьерресу, соединившему в себе наследие России и Испании, двух поэтических держав, суждено было исполнить потаенную мечту поэта.

Как по-детски радовался Пушкин, когда по секрету сообщал приятелю, что «в Болдине писал, как давно уже не писал». Перечисляя новые стихи и повести, что привез он с собою в Москву, отдельной строкой пометил: «Скупой Рыцарь, Моцарт и Салиери, Пир во время Чумы, и Дон Жуан». И даже воскликнул: «Хорошо?»

Знать бы ему, каким далеким эхом отзовется щедрая Болдинская осень, как слова и образы, родившиеся в затерянном нижегородском сельце, обретут иное звучание, станут властителями новых сердец…

Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я.