Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Варвара Бубнова – как много значило это имя в художественной жизни России начала двадцатого века! В Петербурге и Москве сотни поклонников новых невиданных доселе живописных течений – авангарда и супрематизма, – осаждали галереи и выставочные залы. Выставки с участием Варвары Бубновой и ее друзей Маяковского и Татлина, Гончаровой и Ларионова, Лентулова и Малевича, объединенные в творческие сообщества «Союз молодежи», «Ослиный хвост» и «Бубновый валет», эпатировали почтенную публику. Были дерзки, вызывающи, необычны. Имели шумный, скандальный успех.

Но судьба не менее оригинально разложила жизненный пасьянс самой художницы. Ее «Бубновый валет» лег… на восток.

Некогда молодые друзья Варвары Бубновой провозгласили в своем печально знаменитом манифесте:

«Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов.

Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности.

Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней…»

Знать бы им, что пушкинские строки, преобразившиеся в иероглифы (не без помощи Варвары Бубновой!), станут еще более понятными. Для миллионов японцев.

В начале 1920-х вместе с матерью художница отправилась в Японию в гости к сестре. Студентка Петербургской консерватории по классу скрипки Анна Бубнова, став женой вольнослушателя Университета по фамилии Оно, уехала вместе с мужем на его родину, в Токио. Визит к сестре Анне несколько затянулся – в Стране восходящего солнца Вареньке Бубновой суждено было прожить почти… сорок лет! И стать основоположницей новой, прежде неведомой науки – японской пушкинистики.

Революционные вихри и семейные коллизии занесли двух русских барышень в экзотическую Японию. Но они не только не затерялись в чужой стране, но и привнесли в ее древнейшую культуру новые животворные импульсы. Сотням и тысячам японцев была сделана своеобразная «русская прививка».

«Если бы не она, – писала газета “Цусё симбун”, – переводы русской литературы в Японии не достигли бы, наверное, такого высокого уровня».

Семейство Бубновых: три сестры Варвара, Анна, Мария. 1900-е гг. Фотография

Мне довелось побывать в токийском университете «Васэдэ», где Варвара Дмитриевна многие годы читала курс лекций по русской литературе, и даже слышать в магнитофонной записи одну из них, посвященную «Евгению Онегину». Она читала последнюю главу романа, пушкинские строки о магическом кристалле, и пыталась объяснить их смысл японским студентам.

И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.

Знать бы ей, что незримые лучи загадочного кристалла чудесным образом преломились и сквозь ее жизнь.

Из рода Вульфов

С Пушкиным Варвара Бубнова состояла в родстве не только духовном, но и кровном. Ее матушка, Анна Николаевна, в девичестве носила звучную нерусскую фамилию Вульф. Обрусевшие потомки шведа Гарольда через дворян Ржевских, ведущих свое родословие от легендарного Рюрика, породнились с Пушкиными.

Александр Сергеевич был близок со многими из обширного клана Вульфов – дружил с тригорскими барышнями Анной и Евпраксией, их братом Алексеем и матушкой Прасковьей Александровной. Посвятил поэтические строки и милой Зизи, Евпраксии Николаевне, в замужестве баронессе Вревской, и ее старшей сестре Анне, безнадежно влюбленной в поэта, и томной Нетти, Анне Ивановне Вульф. И еще одна Анна, Анна Керн, подарившая русской поэзии «чудное мгновенье», – из того же славного рода и появилась на свет в доме своего родного деда Ивана Петровича Вульфа, орловского губернатора.

И со старейшиной рода Павлом Ивановичем, владельцем тверского села Павловское, поэт был в дружеских отношениях. Гостил в Малинниках у Алексея Вульфа. Любил бывать и у его дядюшки Ивана Ивановича Вульфа, берновского помещика.

В этом живописном тверском краю, овеянном поэтическими грезами, в старинной берновской усадьбе прошло детство Вареньки Бубновой и ее сестер. До глубокой старости помнила она рассказ своего деда Николая Вульфа, как четырнадцатилетним подростком, вбежав в спальню поэта, застал он Александра Сергеевича лежащим на диване в глубочайшей задумчивости и с тетрадкой в руках. Поэт что-то писал, возможно, как считали в семье, главу из «Евгения Онегина». В детстве сестры так часто слышали имя поэта, что всерьез полагали: он – самый близкий и любимый родственник.

Варвара Бубнова с матерью Анной Николаевной, урожденной Вульф. 1920-е гг. Фотография