Разгадывающие его список как ребус девчонки Ушаковы по чьей-то подсказке или по собственной догадке пометили этот пушкинский рисунок № 4–5. Значит, думали, что это или таинственная NN или, как им известно, уже на момент связи с нею Пушкина возрастная петербургская княгиня Авдотья Голицына, которую они тоже никогда не видели. Ничем не помогла девушкам и выспрошенная ими, очевидно, у самого Пушкина подсказка о том, где этот его персонаж обитает.
Пометка на верстовом столбе рукой одной из сестер гласит: «отъ М[о]ск[вы]
ПД 838, л. 16 об.
ПД 838, л. 16 об.
ПД 1723, л. 73
ПД 1723, л. 73
Если бы сестры Ушаковы догадались прочесть то, что Пушкин для них записал в этом рисунке, они бы узнали в изображенной спиной к верстовому столбу девушке списочную «Катерину I» – первую любовь поэта Екатерину Бакунину. Имя и фамилия ее в нескольких вариантах выписаны длинным височным локоном ее волос и складками платья и шали. Ими же воспроизводится и обычная для пушкинских рисунков сентенция о главном для него с Екатериной событии 25 мая 1817 года в уснувшем Царском Селе.
Почему представляющаяся сестрицам Ушаковым зрелой дамой Голицыной 30-летняя к тому времени девушка Бакунина на пушкинском рисунке укутана в большую теплую шаль? Потому что на нем идет зима несчастного для Екатерины по болезни и переживаниям невыездного 1825–1826 года. Почему ее фигурка и отвернута от дорожного столба с тайным – выполненным полубуквами – ее тогдашним местонахождением:
Руки у Бакуниной сжаты спереди – точно так же, как и на всех других пушкинских изображениях его «уходящей девушки». Почему сейчас развернул ее к нам лицом-профилем? Потому что в предыдущем году раз, а в текущем даже дважды виделся и говорил с нею. Хотя правильнее было бы сказать, что просто ее выслушал, и зимой 1829–1830 года уже почти не видит перспектив дальнейших попыток донести до нее то, что уже столько лет носит в своем сердце. Тем более что теперь надеется, что в лице юной Натальи Гончаровой нашел, наконец, ту, которая поможет ему забыть его прежние любовные мученья, связанные с Екатериной. Кажется, это самое последнее изображение Пушкиным Бакуниной. Просто воспоминание о ней: холодное, отчужденное, безнадежное…
В альбоме сестриц Ушаковых, впрочем, особенно много карикатурных изображений другой тогдашней кандидатки в официальные супруги поэта – Анны Алексеевны Олениной, с которой Пушкин в 1828 году, до встречи на пироскафе с молодой англичанкой Элизабет Кемпбелл и на юбилее матери Анны – с Екатериной Бакуниной, явно играет в любовь. Тогда же, в сентябре, его общение со всеми Олениными вдруг, резко прекратилось. Видимо, после прояснения отношений с Бакуниной он с досады решил форсировать события с Анной, но натолкнулся на стену непонимания своей потенциальной невесты и более того – неодобрения его намерений ее матерью.
Похоже, что Елизавета Марковна на собственных именинах опытным глазом приметила, что ухаживает Пушкин за ее дочерью как бы назло Бакуниной. Уличить его в этом прямо как-то неучтиво, и для того, чтобы он не питал несбыточных надежд на безлюбовный брак с ее дочерью, она намекнула ему на якобы их с Анной неравенство в происхождении. Умный Пушкин понимает, что что-то здесь не так. Нервничает, пытается растворить свои обиду и злость в творчестве. Вот его Валериан Володский в незаконченной повести «На углу маленькой площади…» негодует на князя Григория Горецкого за то, что тот не пригласил его на бал, на котором «пляшет весь город». Любовница Валериана Зинеида просит напомнить ей, на ком князь Григорий женат. «На дочери того певчего
…как бишь его?» – с явным пренебрежением к предмету разговора отвечает ей раздраженный Володский. (VIII, 143)