Пушкин – Тайная любовь

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней,
Она казалась верный снимок
Du comme il faut

… (Шишков, прости:Не знаю, как перевести.)

ХV

К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале: и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском

кругуЗовется vulgar. (Не могу…

ХVI

Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести;
Оно у нас покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести.
Оно б годилось в эпиграмме…)
Но обращаюсь к нашей даме.
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы;
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.

(VI, 171–172)

Многие ли из читателей помнят, кстати, что Татьяна у Пушкина в романе поначалу и звалась-то вроде как Натальей? Илья Самойлович Зильберштейн напоминает: о том, что замужняя Татьяна – Наталья Строганова, Пушкин сам говорил своему другу Петру Плетневу, со слов которого об этом рассказал в печати в 1863 году, еще при жизни Плетнева, один из первых биографов Пушкина В.П. Гаевский. Независимо от Плетнева и еще двенадцатью годами раньше, 7 октября 1851 года, говорил о том же другому пушкинскому биографу, П.И. Бартеневу, лицеист позднейшего выпуска А.А. Мей: «Татьяна в высшем обществе срисована с графини Строгановой, урожденной Кочубей». То же П.В. Анненкову подтвердил и пушкинский лицейский однокашник Константин Данзас: «Татьяна Городская – со Строгановой, урожденной Кочубей»[151].

Но так много современников поэта были уверены в том, что о прототипе пушкинской героини они знали наверняка, что …поневоле закрадывается сомнение! Уж не сам ли Пушкин специально распускал эту информацию, чтобы прикрыть ею свои истинные мысли и чувства, не навлечь излишнего внимания на свою реально любимую женщину Бакунину?

Что ж, его дезинформация выглядела вполне достоверно. Те, кто знакомствовали с Пушкиным с юности, должны были счесть вполне логичным, что на благородные внешность и поведение дамы «в малиновом берете» падает свет его послелицейского восхищения вернувшейся из Европы красавицей Наташей Кочубей. Ведь даже будущей тогда императрице Александре Федоровне, судя по ее записи в дневнике, дочь Кочубеев, которая вскоре станет ее собственной фрейлиной, показалась красивой. А уж впечатление 19-летнего Пушкина от расцветшей внешности и уверенных светских манер прежде скромной и робкой Натали было явно сродни оторопению его вернувшегося из путешествия Онегина от «неприступной богини // Роскошной царственной Невы», в которую в романе совсем нелогично успела превратиться еще недавно простая деревенская девушка Татьяна Ларина.

А внешность реальной Натальи Кочубей-Строгановой, блистающей мраморной красой романной «Клеопатры Невы» Нины Воронской, красноречиво обрисовывает в письмах родным не поддающийся ее чарам ее очередной избранник Александр Карамзин. Он с иронией перечисляет разные ее «блестюшки»: «…она входит блестящая, красивая, в каком-то дьявольском платье, с дьявольским шарфом и множеством других штук, также дьявольски сверкающих»[152].

Наталья Строганова, художник А.П. Брюллов, 1832[153]

Нечто похожее о Нине Воронской осталось у Пушкина в строфе ХХVI черновика восьмой главы:[154]