Пусть ярость благородная

Дальше мы молча стояли на мостике и думали каждый о своем. Я вспоминал вчерашнюю ночь, когда Алексеев, Макаров, Эбергард и Рейценщтейн смотрели премьеву сборного фильма «20 век – великий и ужасный». Банальная презентация, со схемами и графиками, перемежающаяся кадрами из документальных или художественных фильмов. Оказывается, девочки из группы Тимохина начали собирать этот триллер еще с того момента, когда мы решили идти к Порт-Артуру и участвовать в этой войне. Шесть с лишним часов материала, способного любого вывести из равновесия. Потому и так лоялен Эбергард. Такое будущее ему не нравится не только потому, что он офицер и дворянин, но и потому, что в нем, согласно замыслам Британии, Россия и Германия дважды сходились в смертельной схватке. А это значит, что каждый немец с русским подданством должен был решить для себя, за кого он – за Россию или за Германию. А это все равно что у ребенка спросить, кого он больше любит – папу или маму… В этом будущем все должно быть не так, нам нечего делить с немцами в Европе. Остается только один вопрос – необходимо развести Германию и Австрию, а последнюю толкнуть в объятия Антанты. После чего разделить лоскутное одеяло с немцами – им Австрию и немецкие области Чехии, России все остальное. Но пока это только теория. За размышлениями о будущем три с половиной часа пролетели незаметно. Я даже не стал уходить вниз, в предоставленную нам каюту – кто его знает, может, я больше никогда не поднимусь на мостик боевого корабля.

К Артуру подошли около одиннадцати часов ночи. Вошли на внутренний рейд, предварительно обменявшись опознавательными сигналами с миноносцами дозора и крейсером «Диана». У набережной нас уже встречал незнакомый мне мичман.

– Мичман Приходько, – представил Эбергард молодого человека, – командует сводным взводом матросов, назначенных к вам в охрану.

– Очень приятно, – сказал я, пожимая руку мичману, – скажите, молодой человек, а как вас по имени-отчеству? А то одной фамилией обходиться – чересчур официально получится.

– Сергей Прохорович, я, – смущенно произнес тот, – и что же вы, господин капитан первого ранга, по имени-отчеству ко мне?

– Вне строя – да! А в официальные моменты, не обессудьте, воинским званием и фамилией обходиться придется. Ну, говорите же, говорите, по глазам вижу, что-то сказать хотите…

– Тут это… как стемнело, какие-то типы вокруг состава крутиться начали, ну мои ребята даже пальнули пару раз, в воздух. Потом стихло все. Я, господа, надо сказать в сомнение пришел и портного вместе с подмастерьями и мундирами сюда доставил… Сейчас и отправимся, а они пусть прямо в поезде подгонку делают. Потом в Дальнем или даже в Мукдене высадим, обратно со встречным вернутся. Только им денег надо дать, а то крик будет.

– Молодец мичман! – из-за моей спины выдвинулся Мартынов, – правильно сообразил! Сколько ему надо, в смысле денег?

– Двадцать рублей, господин лейтенант.

– Держи, – Мартынов передал мичману два желтых кругляшка с профилями последнего русского императора. – Вот так-то, Андрей Августович, утечка где-то была.

– Как можно, Евгений Петрович, мои офицеры все надежны, – возмутился Эбергард. – Это, должно быть, совпадение.

Мартынов отозвал его в сторону.

– Андрей Августович, времени у нас мало. Ваш портной часом не еврей?

– Да, а какое это имеет отношение… – не понял Эбергард.

– Очень простое, – пожал плечами Мартынов, – если был бы китаец, то это японская разведка и нити тянулись бы в Токио. А раз еврей – значит, разведка британская, нити тянутся в Лондон, а на подхвате всякая революционная сволочь. Тут еще околачивается некто, по британскому паспорту, Сидней Рейли, на самом деле одесский мещанин Соломон Розенблюм, тот еще гад. Но это не он – тот под лесоторговца работает и тоньше. А этот портной, скорее всего, просто информатор. Так что, Андрей Августович, план вашего мичмана к безусловному и немедленному исполнению. Константин Константиныч, – обернулся он к Юрасовскому, не будете ли так любезны предоставить десятка два матросов для переноски багажа? И столько же с винтовочками – постоять в прикрытии. А потом мы вас больше не задерживаем. Возвращайтесь на Элиоты и доложитесь капитану первого ранга Карпенко и господину Одинцову…

В общем, все обошлось. Сгибаясь под тяжестью баулов и ящиков, матросы со «Страшного» дотащили наш багаж до вагонов. Никто на нас не напал, но Мартынов, осмотрев окрестности в ноктоскоп, заявил, что за нами наблюдают – очень плотно и очень внимательно. Отправив всех нас в вагон, Мартынов ждал, пока закончат погрузку, и вот, как только последний ящик был втащен в тамбур, Мартынов вскочил на подножку и крикнул машинисту:

– Трогай!

Как только поезд двинулся с места, из росших вдоль дороги кустов бабахнуло насколько револьверных выстрелов. В ответ ударили трехлинейки матросов со «Страшного». Минуты через две перестрелка утихла так же внезапно, как и началась. А поезд, стуча колесами на стыках, набирал ход. Впереди было десять тысяч километров пути до Санкт-Петербурга…

* * *