пусть меня осудят 2

Наконец-то ответил. Голос матери Оксаны услышал и вскочил с бордюра, все тело прострелило паникой мгновенно, до того, как слово успела сказать — по спине ледяной пот ручьями и виски дикой болью сдавило. Она кричит, а у него каждое слово внутри ожогами отпечатывается, и скулы сводит, от того что челюсти сжал так, что скрип, и сам слышит.

— Их на машине увезли. Вот так просто на улице забрали. Охранникам пулю в лоб, сразу насмерть, а детей, — она срывалась на рыдания, и он почти ее не слышал, только леденел весь от кончиков пальцев до кончиков волос. — Я не смогла Оксане… не могу я ей, — и снова рыдает, а Руслану кажется, что у него самого сердце на части разрывается, и дышать все труднее и труднее, оседает на асфальт.

— Кто? — вместо голоса сдавленный хрип.

— Не знаю… я в участке. Там ни номеров… ничего. Просто увезли. Средь бела дня. На глазах. Руся… так плакала. Так кричала. Маму звала. Что мне делать? Что делать, Руслан?

Он снова сел на бордюр, задыхаясь, сжимая телефон с такой силой, что пальцы судорогой свело.

— Никто пока не звонил?

— Нет. Я с телефона глаз не свожу… А уже три часа как. Что мне делать?

— Ждать, — все тот же голос чужой, незнакомый, и лед сковал даже горло. — Они позвонят.

Обязательно.

Она говорила что-то еще, а он смотрел в никуда, чувствуя, как пот все катится и катится по спине, а сердце бьется где-то в висках.

— Ждите. Оксане пока не говорите, — а сам понимает, что скажет ей — и потеряет их всех мгновенно. Ничем больше не удержит. Потеряет при любом раскладе, а может, и уже потерял, и от мысли об этом даже кровь в венах леденеет.

Выключил звонок и снова закурил. Вот и посыпались удары, и их следовало ожидать — он суку Лешакова будет убивать очень медленно, кожу с него живьем снимать и мясо на фарш… тоже без наркоза. Пальцы в мясорубку и, проворачивая ручку, впитывать каждый вопль дикой боли. Как его внутренности сейчас каленым железом от понимания, что дети у каких-то ублюдков. Сотовый зазвонил снова, и Руслан автоматически нажал на прием звонка.

— Да! Говори, тварь, я слушаю!

А там запись и голос металлический: «Хочешь, чтоб живые остались — подписывай бумаги и продавай компанию, как тебе велели. Получишь мелких уродов в целости и сохранности. Не подпишешь, мы их на органы продадим, как раз долг вернем твой за убытки. Пару органов тебе на сувениры оставим. Лишних движений не делай, никого не трогай. Ты ведь умный парень, Царев? Понимаешь, да? И расклад такой знаешь. Пока ты в проценте счастливчиков… Думаю, мы понимаем друг друга. Времени тебе неделя. Чтоб легче думалось — послушай».

Он когда плач Руси услышал, стиснул челюсти и стал на колени, прижимаясь лбом к асфальту, раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы не заорать.

— Сукиии! Найду — буду рвать зубами. Найду — буду рвать на части.

В сотовом уже давно слышались короткие гудки, а он тихо выл, сжимая волосы скрюченными пальцами. Потому что понимал, что из похищенных детей по статистике выживают лишь несколько процентов, а остальных убивают еще до того, как сделали первый звонок родителям. Он знал, как это работает. Сталкивался, слышал. И эта сделка не исключение — даже если даст им все, что хотят, скорее всего и самого Руслана уберут, и детей. Никто им больше нужен не будет. Бляяядь! Что ж он не подумал о том, что и там достанут, что ж охраны так мало было. И сам понимал, что там мог быть батальон — тот, кто решил это сделать, сделал бы все равно.

Схватил снова сотовый набирая Серого, тот ответил мгновенно.

— Детей похитили, — выдавил Руслан, — я к тебе еду.

— Да ну, на хрен! Кто?!

— Пока не знаю. Только что звонили.

— Деньги?

— Нет, блядь, компанию.

— Давай ко мне. Ты трезвый или приехать за тобой?

— Пока да, — понимая, что если сейчас не выпьет, точно свихнется, — скоро буду.

12 ГЛАВА