От доброго щенячьего тепла, от покачивания родных сопок и родного неба глаза боцмана сияли. А когда у поворота он слез и, шагая по-флотски, пошёл по родной улице, походка его выражала уверенность и самоуважение.
Он уже выбрался на последнюю прямую и тут впереди себя увидел девчонку в высоких сапожках и полосатой куртке.
Девчонка исподлобья смотрела на него, на его руки, но больше всего её внимание привлекал взвизгивавший под курткой щенок..
Боцман хотел было поздороваться, но девчонка вдруг прищурила глаза и сказала:
- Руки вверх!
- Да ты что,- опешил боцман.- Девочка?! Ничего себе шуточки. Это-то с аквариумом и с чемоданом?!
Но девочка вытащила из кармана, подбросила в руке такой овальный чёрный предмет, что могучий боцман вытянулся и вскрикнул:
- Девочка, не шути!
В руках у неё тяжело чернела лимонка.
- Вперёд! - сказала девчонка, пропустив его мимо себя.
И, обогнувший весь мир, боцман, с чемоданом и аквариумом, пошёл по родной улице под опасным конвоем.
Кое-где открывались калитки, распахивались удивлённые окна, поскрипывали настороженно двери.
И вдруг из дома Поросюши вывалила на улицу с шумом изумлённая и вмиг онемевшая толпа: подбрасывая деревянную гранату, Зина Поросюша конвоировала родного дядьку.
- Ну, броня крепка! - крикнул раскрасневшийся Иван Антоныч. - Паша! - И бросился обниматься.
- Паша, Пашка! - закричал выбежавший следом комбайнер, а Марья Ивановна, бросив взгляд на чемодан, запричитала:
- Пашенька, Пашенька! - и начала обнимать обоих, но сделать это было не так-то просто: сила обнимала силу.
- Это же твой родной дядя, Зина! - вдруг спохватилась Марья Ивановна, потому что обнимавшийся боцман всё ещё косил глазом на лимонку в руке племянницы.
Но Зинка, пряча в, карман гранату, измерила его неприязненным взглядом и сказала:
- А зачем дядя украл Удара?
- Зачем он украл Удара? - повторил вышедший из камышей Мышойкин.
- Кто, я? Почему украл? - спросил обиженный боцман.
Иван Антоныч тоже смотрел на боцмана с недоумением. Он-то понимал, что такого быть не может, но тем не менее Удар-то, броня крепка, сидел у Паши за пазухой!
- Да я его купил! Час назад! - сказал боцман.
- Где? - спросил Ломоносов.
- У мужика, на станции!
- В рыжей куртке и с красным носом? - спросил Алёша так, что все оглянулись.
- Ну да, точно! - обрадовался боцман: наконец нашёлся-таки человек, который его выручит из этой неловкости.- С красным носом и в рыжей куртке. - Боцман вытащил Удара и вдруг вспомнил: - Я же его для Зинки купил!
Вокруг раздался хохот.
Удар прыгнул Зине в руки, и она прижала его к себе так, что сразу стало понятно: есть на свете у человека удача!
А освобождённого из-под стражи боцмана уже вели в дом, усаживали, угощали, и Иван Антоныч, положив руку ему на плечо, спрашивал:
- Так ты из Японии? Из Индии? И в Австралии бывал?
А напротив сидела Варвара Ивановна, внимательно прислушивалась, и в темных её глазах перемежались умные огоньки.
Через три дня в классе, так увешанном сияющими географическими картами, что казалось, вокруг гуляют волны всех океанов, боцман Поросюша рассказывал ребятам о дальних странах - о храбрых ребятишках Вьетнама и Кубы, о маленьких грузчиках Гонконга и ловцах раковин с Новой Гвинеи…
Указка его уже останавливалась в полусотне точек - и ребята то окунались с ним в синь Средиземного моря, то вытаскивали акул у берегов Тасмании. И Алёша Ломоносов так и видел перед собой мачты, разбухшие от влаги морские канаты. Казалось, только палуба шастала под ногами.
И Варвара Ивановна да и Иван Кузьмич тоже словно бы уплывали с партой куда-то в незнакомую даль.
Но вдруг боцман остановился и посмотрел за окно намётанным морским глазом.
Небо было предельно чистым. Сопки синими. В воздухе проплывали последние тёплые паутинки…
А по земле, по крепко укатанной дороге, мимо школы шли три перебранивающихся мужичка, и лицо одного из них, его красный нос, его ужимки были очень знакомы боцману.
Боцман хотел что-то предпринять, но прерывать беседу о морских далях и дальних странах счёл неудобным, и троица скрылась за поворотом.
Но для Ломоносова дальних морей сейчас уже не было. Потому что рядом была граница. Он наклонился к Мышой-кину и стал давать какие-то наставления.
После обеденного перерыва, как только завмагом Прасковья Потаповна открыла дверь, Мышойкин зашёл в магазин и, купив буханку хлеба, стал прицениваться к конфетам. Его торопили - за ним стоял Иван Антоныч, снова пришедший за батарейками, ещё соседка и уже весёлый строитель в рыжей куртке.
Вдруг в магазин влетел запыхавшийся Ломоносов и, протянув продавщице горсть монет, перед самым носом мужичка крикнул:
- Прасковья Потаповна! Ещё два!
- Чего два? - едва повернулась удивлённая продавщица.
- Так билета! - тяжело дыша, сказал Ломоносов.
- А что ж так быстро? Выиграл?
- Ну!
- А что?
Он промолчал, но тут же попросил снова:
- Так вы дайте.
- Ты смотри! - удивилась продавщица.-Недавно уговаривала, а тут сам просит! - И она протянула ему два билета.