Пусть простить меня невозможно

Проснуться на полу в позе эмбриона от звонка мобильного и понять, что так и уснула, рыдая, уткнувшись лицом в гостиничный ковер. Уже какую ночь. Словно в тумане, словно не в своей жизни, а в чужой, словно в жутком лабиринте без начала и конца. Все тело болит, как в синяках и кровоподтеках. Привстала и подползла к сумке, чтобы достать сотовый. Нестерпимо болит голова, и в глаза словно песок насыпали, он режет склеры, и мне хочется снова заснуть. Какое-то время без боли и без мыслей. Время тишины и снов о счастливом прошлом и несбыточном будущем.

Взглянула на дисплей — номер бывшего мужа. Не сейчас. Я слишком разодрана и разбита на куски, чтобы говорить с Сергеем, чтобы участвовать в какой-либо пусть даже самой незначительной войне. И это ощущение нереальности происходящего, ощущение, что я сошла с ума, превратилась в какой-то кусок болезненного сгустка. Полуслепая, глухая, полуразложившаяся от отчаяния. Сколько времени я бродила по своему номеру, держась за стены, оставляя следы холодных ладоней на окнах, сидя на полу, лежа. Последний раз я так загибалась от боли, когда думала, что он мертв… когда мысленно не могла его похоронить и смириться с его смертью… а ведь он сейчас действительно умер. Для меня. Мы с ним умерли. А ведь я так верила, что мы никогда не умрем, что мы вечные после всего, что было.

Боль от потери любви — это такое же болезненное ощущение, будто человека не стало совсем, но его не стало только для тебя. И самое страшное — понимать, что в этом моя вина, и он никогда не простит… и я себя не прощу за то, что его для меня больше нет. И сердце больше не бьется. Оно качает кровь, оно работает как положено, но его на самом деле нет.

Вспомнила самый первый день в этом номере, самый первый день в своей замогильной тишине. Без голосов детей, без Руслана и его запаха по ночам. Я металась, кричала и выла. Ко мне несколько раз стучали и спрашивали — не нужна ли мне помощь.

Воспаленный мозг отказывался верить в конец, отказывался принимать происходящее. Бывало я резко распахивала глаза и бросалась к окну — а вдруг он приехал. Узнал, что я себя оклеветала и приехал за мной. Или привез мне детей.

Я так тосковала по ним, так отчаянно убивалась… мне хотелось мчаться к их отцу и валяться у него в ногах, только бы вымолить хотя бы одну встречу, один раз увидеть своих малышей. Но я еще держалась. Как могла, на одном честном слове и ужасном усилии воли. Одно неверное движение, и сорвусь. А нельзя. Надо молчать, сцепив зубы. Молчать так же, как и заткнулись враги. Ни слова, ни смски, ни мейла. Притаились или поняли, что все. Нечем больше шантажировать. Все кончено… Документы у них.

По ночам, когда слезы застилали глаза, и я не видела ничего кроме мутной дрожащей пелены из соли перед глазами, мечтала о том, как Руслан все узнает, и все они сдохнут мучительной смертью… Особенно этот самый важный ублюдок, самый главный из них — Зарецкий. Мне так казалось, пока я не узнала, что Руслан нашел мне замену. Так быстро нашел, что наша постель еще не успела остыть, а мой запах исчезнуть из нашего дома. Как быстро всякая мерзость, грязь и предательства становятся достоянием общественности, как быстро всплывает самая неприглядная, сама гадкая правда. И как же иногда хорошо оставаться в наивном неведении, вот так думать и мечтать, вот так строить планы, вот так погружаться в фантазии и надеяться, что когда-нибудь… когда-нибудь все станет как прежде.

Но вместо этого все вдруг обесценивается, все страдания становятся пафосной ложью, пустышкой, незначительным недоразумением, которое так легко исправить. Как же это больно — понимать, что зеркало любви разбито, а осколками от него изрезалась лишь я сама… А он нашел другое зеркало, в котором теперь отражается вместе со своей новой избранницей.

Всего лишь вошла, услышала разговор горничных. Всего лишь… несколько фраз, для того чтобы захлебнуться в боли, погрузиться в пучину такого отчаяния, от которого нет спасения.

— Не понимаю, она что не спит в постели?

— Наверное, нет.

— Ну, узнав такое о своем муже, я б тоже не спала по ночам.

— Ты об этом воскресшем Цареве?

— Да. Оказывается, прятался вместе с бабой этой, ну что в номере живет, под другой фамилией. То ли от мафии скрывался, то ли от правительства. И вдруг оказалось, что он не кто иной, как Царев, сын убитого олигарха. Может, помнишь громкое дело такое было. Их застрелили в машине.

— А эта здесь при чем?

— Дык жена его то ли нынешняя, то ли бывшая.

— Она вроде старше его, нет?

— Ну старше, да. Об этом писали. Но он явно любит таких. Сейчас встречается со Снежаной. Да, да той самой инстаграмной штучкой, скандалисткой и моделью. Та, что аварию в прошлом году устроила и даже не села за решетку.

— С этой тварью? Да ты что. Ни хрена себе. Я в шоке. Он же женат был, и у него трое детей. Старший приемный и своих двое.