Пусть все горит

Подношу малышку к своему лицу, касаюсь щекой ее щеки, а она холодная. Подползаю на спине к камину, но не могу прислониться к нему, слишком жарко, поэтому сажусь рядом, прислонившись спиной к спинке его кресла. Разве она не закричала, когда в нее воткнули булавку?

Я слышу царапанье.

Шевелю больной ногой, своей искалеченной лодыжкой, и сползаю вниз, пока полностью не ложусь на доски пола. Я поворачиваю лицо к теплу.

Снова царапанье прямо подо мной.

– Синти? – шепчу я.

Она начинает плакать там, внизу.

– Ты знаешь мое имя, – произносит она.

Я тоже начинаю плакать, и мои слезы падают на сухие половицы, которые еще вчера скребла.

– Я не могу тебе ничего передать, он заделал дыру.

– Я знаю, – отвечает она. – Мне ничего не надо, я только жду. Еще немного осталось.

– Нет, – говорю я, чувствуя, как у меня на руках Хуонг становится горячее на ощупь, хрипит и как сильнее стучит ее сердце. – Не сдавайся, борись!

– Кончились силы, – отвечает она. – Я уже и так под землей, осталось только закопать.

– Он встречался с Фрэнком Трассоком у ворот на полпути сюда, – говорю я. Этого не было, но мне приснилось, будто Фрэнк предупредил Ленна, что полиция скоро явится с облавой на ферму и нас заберут в безопасное место. – Скоро придут люди, подожди еще немножечко.

– Джейн, никто не придет.

Я широко распахиваю глаза, поднимая взгляд на свет из окна, и понимаю, что тон ее голоса стал другим. Он стал спокойнее, словно ее дух погибает на моих глазах.

– Синти, – говорю я ей. – Ты там?

– Да.

Я сглатываю слюну.

– Давай сбежим отсюда. Мы втроем. Давай.

– Я не могу, – отвечает она. – Я слишком слаба, у меня сил не хватит.

– Моя малышка, – произношу я, поворачивая голову к Синти, наши губы разделяют половицы, мои слезы капают на дерево и пыль. – Ей все хуже и хуже. И у него на нее планы. Я чувствую, что он впадает в отчаяние. Ленн знает, что тебя ищут, он словно загнанная в угол крыса. Ждать нельзя. Синти, я не могу оставить тебя там, внизу, надолго. Варианты закончились.

– Нет, – говорит она. – Иди одна. Я слишком слаба, ты понятия не имеешь.

Я поворачиваюсь, и Хуонг напряженно наблюдает за мной своими большими и чистыми глазами. На окне, на проводах снаружи сидят птицы, где-то с дюжину ворон. Одна улетает, и за ней улетают остальные.

– Когда он в следующий раз поедет в город. Мы втроем отсюда сбежим. Мы с тобой можем поддерживать друг друга, но нам придется спешить. Я знаю дорогу.

– Оставь меня здесь, – шепчет она.

– Ты не понимаешь. Я не могу уйти без тебя, я не могу ходить. И малышка без меня не справится. Если ты решишь остаться, то мы все тут останемся.

Из печки раздается треск, и искры поднимаются вверх по трубе.

Мы с Хуонг лежим на полу в ожидании.

– Я постараюсь, – обещает она.

Ленн возвращается за своим бутербродом. Проваливай к черту из этого проклятого дома, дьявольское ты отродье. Оставь нас в покое.

– Нашел мертвого угря у плотины рядом со свинарником, видел, как сюда плыл. Окоченевший, как труба.

Уйди отсюда.

– Пойду в крапиву его кину. Эт не змея, а здоровый угорь. Оставь его в покое. И если сюда кто придет, то бегом наверх и штоб ни писку от тебя не было. Я попросил Фрэнка Трассока держать ухо востро если что, я ж не тупой. Чуть что не так сделаешь, и я тебя на пару дней к свиньям отправлю, посмотрим, как тебе там у болот понравится!

Я киваю.

– Как там Джейни? Следишь за ней?

– Она больна, – отвечаю я с негнущейся спиной. – Пожалуйста, купи лекарств. Парацетамола для младенцев, чтобы температуру сбить.

Ленн выпячивает нижнюю губу, смотрит на малышку, затем берет свою куртку, забирает ключи от «Ленд Ровера» из запертого ящика с ключами у входной двери.

– Чтоб пирог к пяти был готов, – прикрикивает он.

Давай уже, вали!

Я смотрю вслед его «Ленд Роверу», как становятся меньше красные огни на багажнике, превращаясь в капельки крови, которые я оставила на бедре Хуонг сегодня.

Болты.

Осматриваю верхний засов, а затем оглядываюсь на входную дверь. Я дотрагиваюсь до него и отступаю. Что, если он что-то забыл? Что, если вернется? Я снова прикасаюсь к засову, и Хуонг засыпает у меня на руках, бледная, липкая. Я тяну за конец задвижки. Сглатываю и с силой толкаю засов. Дверь поддается. Оглядываюсь, но его там нет. Две бутылочки со смесью стоят полные и разогретые, готовы, чтобы я взяла их с собой. Я выпила еще полтаблетки, чтобы облегчить боль. Ленн не вернется, путь свободен. Сдвигаю нижнюю задвижку. Ее заклинило. Опять оглядываюсь назад. Никого. Все безопасно. Все чисто. Хуонг хрипит у меня на руках, я шевелю ногой, и ремешок его сандалий сорок пятого размера цепляется за дверной косяк в гостиную и тянет мою больную ногу не в ту сторону, а мое лицо искажает гримаса боли.

Я прикусываю язык, острые передние зубы давят, и во рту появляется кровь. Хоть какое-то новое ощущение. Дергаю нижний засов, дверь распахивается, и холодный влажный воздух обдает меня и Хуонг. Там пахнет старым мусором. Тухлым мясом.

– Синти? – кричу я. – Синти, ты идешь? Он ушел, никого нет.

– Синти, пожалуйста, поспеши, он уехал в город, у нас очень мало времени.

Тишина. Никого.