Пусть все горит

Но я не могу спуститься вниз по этой деревянной лестнице – я никогда не поднимусь обратно.

– Синти!!! – кричу в полный голос.

Что-то шевелится. Я вижу тень на полу. Но это не тень, нет, это Синти. Она ползет. Она вся почернела, а ее глаза покраснели, словно редиски.

– Вылезай! – кричу я, Хуонг с температурой лежит у меня на руках, ее пот пропитывает мой рукав. – Поторапливайся!

Синти ползет к нижней ступеньке и взбирается наверх. С каждым рывком к поверхности земли она становится все более жалкой. Когда она оказывается на самом верху, я обнимаю Хуонг и пытаюсь помочь Синти встать на ноги. Она скрючилась, словно горбун, уронив голову на грудь. На ней конноспортивные бриджи, но они не бежевые, как в прошлый раз, когда я их видела, а коричневые. Темно-коричневые. Ее рыжие волосы почернели от грязи и свалялись. Ее кожа и прозрачная, и грязная одновременно.

– Пора идти, – тороплю я.

– Где он? – спрашивает она дрожащим голосом.

– В город уехал.

Синти крестится.

– Мне надо поесть, – выдыхает она.

– Потом, – отвечаю я ей.

– Молоко, – умоляет она.

В моем крошечном кармане две бутылочки со смесью. Это для Хуонг, и только для нее. Но я с неохотой делюсь с Синти одной бутылочкой. Она отвинчивает крышку и выпивает половину содержимого, а затем ее рвет.

– Нет, – успокаиваю я. – Не спеши.

Она отпивает из бутылочки, накручивает соску, и мы отправляемся к дороге. Вдалеке, слева и справа от нас, виднеются дороги, но они слишком далеко. Мы должны пройти по тропинке и миновать запертые ворота на полпути.

Синти смотрит на мою лодыжку и кладет мою руку себе на шею. Мы ковыляем вместе; моя искореженная правая лодыжка болтается, а Хуонг, завернутая в одеяла, крепко лежит у меня под рукой.

– Храни Господь вас обеих! – всхлипывает Синти. – Вы спасли меня!

Я молчу. Мы набираем бодрый темп, я опираюсь на нее, и все идет нормально. Синти слаба: я чувствую, как ее острое плечо впивается мне в подмышку, но она не жалуется.

Воздух свеж и кусается морозцем.

– Мой дом в двенадцати милях отсюда, – произносит Синти, жадно хватая ртом воздух, сплевывая на землю. – Все это время мой дом был вот там, – она вглядывается в пространство, – до него рукой подать.

– Что это? – спрашиваю я.

Вдалеке виднеются крошечные огни, словно дырки от булавки.

– Машина, может, помощь едет, – отвечает Синти. – Поисковая группа.

– Это он, – говорю я, разворачивая нас. – Скорее, надо бежать.

Мы ковыляем быстрее, силы беречь уже не надо. Мы бежим обратно в дом, я завожу Синти в полуподвал и оглядываюсь. Вижу, как Ленн стоит у ворот на полпути. Заметил ли он нас?

Я толкаю ее обратно в полуподвал.

– Нет, – умоляет Синти. – Дай мне с ним поговорить.

– Завтра попробуем еще раз, – обещаю ей.

– Нет, – отвечает она, – я не могу туда… обратно…

Я оглядываюсь через стекло во входной двери, а он там, в каких-то шести метрах. Я толкаю Синти, но она так слаба, что вообще не сопротивляется. Я закрываю дверь и задвигаю верхнюю задвижку, Синти всхлипывает с другой стороны, а потом я задвигаю нижний засов, и Ленн заходит в дом.

Глава 24

Чувствует ли он, как быстро колотится мое сердце, как сильно оно бьется о ребра? Знает ли, что мы покидали это место?

Я опаздываю с ужином, потому что не ожидала, что вообще буду его готовить. Куриный пирог. Рублю мясо с овощами, в результате получается какое-то убожество, отдаленно похожее на пирог, кладу все в форму для выпечки, принадлежащую его матери, бросаю в духовку, засыпаю ивняк в печь, открываю поддув и изо всех сил молюсь, чтобы пирог поскорее испекся.

Ленн возвращается и снимает куртку. Он не спускался в полуподвал с тех пор, как мы… Я не могу произнести это даже у себя в голове. Какой-то ад, у нас почти получилось, но как жестоко все обернулось: ей пришлось вернуться туда, а мы с Хуонг остались здесь. И вот я варю для него картошку в кастрюле его матери на плите.

– Недурно пахнет, – замечает он, втягивая ноздрями воздух, – пойду умоюсь.

Ленн идет в ванную.

Пожалуйста, только не смотри записи. Не надо. Что угодно, только не это.

– Счас только кассеты посмотрю.

Ленн садится и включает компьютер. Тот жужжит и пищит. Экран мигает. Значит, все, конец? Как он это сделает? Нас всех… В каком порядке?

Я беру Хуонг на руки с дивана, обтянутого пластиком, и она выглядит испуганной, как будто точно знает, что сейчас произойдет. Ее губы сжаты. Она горячая и красная, ее глаза оглядывают комнату, не фокусируясь на моем лице.

Кочерга? Нож? Эти мысли приходили мне в голову сотни раз. Тысячу. Я не могу бороться с ним: он слишком силен, слишком тяжелый. Это так же бессмысленно, как бороться с приливной волной или скалой. Экран компьютера заполняется мной. И Хуонг. Вот мы на унитазе, в кровати, завариваем чай в его пестицидной кружке. Я подхожу к кухонной раковине.

– Там оса, – вскрикиваю я. Осы нет. Нажимаю на раму, но оставляю нижний шпингалет запертым, надавливаю, а затем сжимаю кулак и бью по левому нижнему стеклу так, будто это его лоб.

Звук разбивающегося стекла пугает Хуонг.

– Ты с ума сошла, что ли? – он вскакивает с места.