Пустая шкатулка и нулевая Мария. Книга 1

Я не мог оставить ее, перепуганную, одну, и невольно потянулся к ней.

— Нет, не трогай меня!

А, вот оно что… Что я вообще делаю? Я же напугал ее, а теперь тянусь помочь… Думал ее успокоить? Да могу ли я вообще ее успокоить? Нет…

— Что… что… ты?..

Я сжал кулак. Не могу объяснить, нельзя. Остается лишь молча на нее смотреть.

Как же хочется взять и все объяснить! Может, она бы меня поняла…

Но… нельзя.

Потому что я должен сражаться. Сражаться против «Комнаты удаления».

По этой же причине я должен отказаться от той «обычной» жизни, которая существует в «Комнате».

Я принял это решение в момент, когда протянул Отонаси руку. Я отказался от всего: от редкой улыбки Моги, от ее порозовевших в смущении щек, от ее коленей, на которых когда-то лежала моя голова. От всего отказался.

Я так ничего и не объяснил, и Моги оставила попытки понять происходящее. Она, вся дрожа, с трудом встала и, не сводя с нас глаз, попятилась. В ее взгляде читалась мольба: только бы мы за ней не погнались! На плохо гнущихся ногах, готовая, кажется, в любой момент упасть, она наконец повернулась к нам спиной и бросилась бежать.

А я все это время смотрел на нее. Ни на секунду не отводил взгляд.

Наверное, мне именно этого и хотелось.

— Вижу, настроен ты серьезно… — подала голос Отонаси, которая так и стояла у стены, она видела всю картину. — Я тоже все решила. Ради большей цели я перестану охотиться за шкатулкой.

— Чего?..

А вот это теперь проблема. Серьезная проблема. Без Отонаси я просто не справлюсь. Я уже собрался отговорить ее, но тут…

— Теперь я буду помогать тебе.

— Что?..

Вот такого я никак не ожидал.

Будет помогать? Отонаси будет помогать? Мне?

— Ну что за мина… Чего рот раскрыл? Помогать буду, говорю. Со слухом проблемы?

Вот это да… Все равно что если бы солнце встало на западе, а зашло на востоке. Просто невозможно.

— Я потерялась. Ты правильно тогда сказал: я убила тебя и перестала быть человеком. Но я не смогла признать это и решила оставить все попытки убежать, то есть предала собственную идею. Сдалась «Комнате». Вот так и потерялась — решила, что побежденная шкатулка вроде меня уже ни на что не годится.

Да, она презирала себя, но живой огонек в ее глазах никуда не делся, и от этого мне стало легче.

— Но нельзя бросать начатое. Да, я совершила ужасный поступок, но это еще не повод убиваться. Нет смысла жалеть о содеянном. И поэтому я больше не буду прятаться от себя. Вина целиком лежит на мне, так что веди меня, я помогу всем, чем смогу. И еще… — Отонаси на секунду умолкла. Видимо, то, что девушка хотела сказать, давалось ей с трудом, но под моим строгим взглядом она не могла смолчать. — Прости меня.

А, вот оно что… теперь понял.

Вся эта странная речь, оказывается, была извинением.

Но это все чушь.

— Не могу, — без колебаний ответил я, и Отонаси на миг удивилась, но скоро пришла в себя и посерьезнела.

— Вот как. Ну да, едва ли можно простить своего убийцу… Понимаю.

— Неверно. — Отонаси так и застыла. — Просто… Я не знаю, за что должен тебя прощать.

Потому что нельзя простить того, кого не за что прощать. Нельзя простить невиновного.

— О чем ты, Хосино? Я ведь…

— Убила меня?

— Да…

— Как так? — невольно улыбнулся я. — Я же сейчас здесь.

Что это, если не доказательство?

— Я здесь, Отонаси.

Сколько бы она ни считала себя виновной, все можно вернуть назад.

Я не могу понять, почему Отонаси вообще решила, что это ее вина. Ведь не она создала «Комнату». Отонаси — всего лишь одна из тех, кого «Комната»… Нет, все не так.

Отонаси не жертва. Она — наш предводитель, который наизусть знает наши характеры, знает, как мы себя поведем. Знает, как разойдутся круги, если в реку бросить камень. Знает не хуже создателя этой самой «Комнаты», а то и лучше.

Как раз из-за своих знаний Отонаси чувствует большую ответственность за все, что здесь происходит. Думает, если действовать правильно, можно все изменить.

Поэтому для нее чья-то гибель равносильна убийству. В противном случае выходит, что она в очередной раз не смогла кого-то защитить.

Вот только она ведь сама говорила, что в «Комнате удаления» смерть ничего не значит.

— Для меня моя смерть не важна. Хотя если тебе настолько не по себе, достаточно и одного «прости».

Какое-то время после сказанного Отонаси не шевелилась — на ее лице по-прежнему читалось напряжение. Но тут она дрогнула и опустила глаза.

— Ха-ха… — Ее плечи затряслись.

А? Что? Чего это с ней? Я испуганно заглянул ей в лицо.

— Хи-хи… Ха-ха-ха… Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

Она рассмеялась! Громко, от души!

— П-погоди! Ты чего смеешься?! Не понимаю!

На мои возгласы Отонаси не обратила никакого внимания: как смеялась, так и смеялась.

Блин… да что это такое?! Я ведь выдал такую крутую фразу, аж сам себе удивился, а ей смешно!

Наконец Отонаси отсмеялась, и ее лицо приняло привычное стоическое выражение.

— Я уже двадцать семь тысяч семьсот пятьдесят четыре раза «переходила в школу», — с некоторой обидой начала она.

— Знаю…