Пустая

— Виталина, котенок мой, тихо, тихо, — целую ее закрытые глазки, щеки, губы. — Тихо, успокойся. Я здесь, с тобой, и тебя никто не тронет. Я не позволю! Если ты кого-то боялась, почему ты просто не послала мне два простых слова: «Саша, помоги»?! Я бы приехал и забрал тебя. Всего два чертовых слова и тебе некого бояться, — с досадой произношу я, а в голове мелькают кадры вчерашнего дня. Как вспышка, четкий образ мужика возле внедорожника, который долго и со злобой смотрел мне в глаза. И мне срочно нужно знать, кто он. Она хочет что-то сказать, слабо отвечая на мои поцелуи, но находя в себе силы крепко держаться за мою шею, ища защиты, когда в палату входит медсестра, а следом за ней Юрий Константинович. Они хотят ее осмотреть и провести какие-то процедуры, просят меня выйти.

— Нет! Нет, останься! Не уходи! — вновь впадая в истерику, просит Виталина, когда я пытаюсь от нее оторваться.

— Девочка моя, я не уйду, я буду здесь. Ты должна взять себя в руки и попытаться успокоиться. Ты носишь нашего ребенка, которого вчера могла потерять. Пожалуйста, ради него, возьми себя в руки, а я всегда буду рядом, — шепчу ей на ухо, гладя по волосам, целую в висок и отпускаю. Дальше моя девочка набирается сил и позволяет себя осмотреть, но все равно постоянно ищет меня глазами, словно не верит мне и боится, что я уйду. Когда осмотр заканчивается, мой парень приносит нам еду, которую приготовила моя домработница, все строго по диете для восстановления сил. Не доверю ни одному ресторану готовить для моей беременной женщины, только моей домработнице.

— Ешь, — прошу ее, расставляя тарелки на специальном столике.

— Я не хочу пока есть, меня тошнит немного, можно я просто выпью вот это, она указывает на стакан. — И, кстати, что это?

— Это шиповник с медом, как раз то, что тебе сейчас нужно. Но ты все равно должна поесть. Тебя тошнит из того, что ты голодна.

— Боже, какой ты строгий, — улыбается Вита. А мне на душе становится немного теплее от ее улыбки. — Хорошо, я поем.

После того как Виталина почти все съела под моим пристальным взглядом, я все же решил начать неприятный для нее разговор, поскольку кроме нее мне никто не скажет, что происходит, и я не смогу найти этого ублюдка, которого она боится. Я определенно рисковал, не зная, как она себя поведет. Ее психологическое состояние очень шаткое и непредсказуемое. Поэтому в коридоре уже сидела психолог, с которой я договорился о встрече.

— Виталина, а теперь спокойно расскажи мне, кого ты боишься, — она меняется в лице, сглатывает. Откидывается на подушки и смотрит в потолок. — Виталина, если ты мне не расскажешь, я не смогу защитить тебя и нашего ребенка, — настаиваю я, подходя к ее кровати. — Хочешь ты этого или нет, ты носишь моего сына или дочь. Ты моя женщина, которую я люблю. Ты будешь со мной и станешь моей женой! И я должен все узнать, чем раньше, тем лучше! — я немного повышаю тон. Понимаю, что это сейчас категорически нельзя делать, но сам не могу справиться с эмоциями.

— Я не могу, — закрывая лицо руками, сдавленно произносит она, глубоко дыша себе в руки. — Это так грязно, мерзко и унизительно. Ты потом не захочешь быть со мной, тебе будет противно от меня.

— Господи! Что ты несешь?! Что бы с тобой не произошло в прошлом, я никогда от тебя не окажусь. Пожалуйста, Виталина, — отчаянно произношу я, пытаясь отнять ее руки от лица. Замечаю, что моя девочка плачет. Она зажмуривает глазки, пытаясь остановить поток слез, но они все равно беззвучно льются по ее щекам. Сажусь рядом с ней на кровать, стираю дорожки слез с ее лица, чувствую, что скоро сам сойду с ума. — Посмотри мне в глаза, — прошу ее я. Она открывает глаза, утирает слезы, смотря на меня с какой-то надеждой. — Ты любишь меня?

— Да, — отвечает она, задерживая дыхание.

— И я очень тебя люблю, — забираюсь рукой под ее одеяло, поглаживаю животик. — Внутри тебя живет маленький человечек. Беззащитный комочек, наш с тобой ребенок, который лишает тебя права быть ребенком и совершать необдуманные поступки. Ты теперь мать, Виталина. Ты должна защищать и любить его уже сейчас. И внутри тебя больше нет места монстру, которого ты боишься. Ты должна отдать… выдать его мне. Я сам буду с ним бороться. Ты хочешь, чтобы наш сын или дочь уживались вместе с монстром? — я рискую и иду на крайние меры, совершенно не зная, как она отреагирует на мои слова. Но у меня нет больше сил и времени на пробивание ее стен.

— Нет, нет! — мотая головой, отвечает она и, как ни странно, прекращает плакать, накрывая мою руку, гладящую ее живот. — Хорошо, я расскажу. Дай мне минуту, — киваю ей, молча садясь на стул, откидываюсь на спинку, чувствуя, как мышцы ломит от усталости, и голова тяжелеет с каждой минутой.

— О, Боже, ты устал, иди сюда, ляг со мной, — немного отодвигаясь, просит она.

— Рассказывай, Виталина, нет времени отдыхать.

— Я начну говорить, только если ты ляжешь со мной и обнимешь меня, — и меня несказанно радуют ее внезапные перемены. Похоже, моя девочка прислушалась к моим словам и все же взяла себя в руки.