— Хорошо, — устало улыбаюсь я. Скидываю туфли, расстегиваю первые пуговицы на рубашке и ложусь рядом с Виталиной, Кошка ластится во мне, ложится на мою грудь, обвивает меня ручками и глубоко вдыхает.
— Когда мне было пятнадцать лет, моя мать вышла замуж за Вербицкого Павла Алексеевича. — Его имя Виталина произносит так, словно это что-то гадкое, противное и нечто страшное, но я зарываюсь в ее волосы, нежно поглаживаю, позволяя расслабиться. — Ген. Директора одной из строительных корпораций. У моей матери такая профессия — удачно выходить замуж. До этого наши отношения были с ней больше дружескими. Оксана — это женщина подросток, и раньше мне это нравилось. Она могла спокойно находиться в компании моих подруг, и никто не чувствовал себя скованно. С ней было весело, она ни в чем мне не отказывала, и даже делилась со мной секретами про своих мужиков. Так вот, когда мы переехали в большой дом к Вербицкому, Оксана сказала мне, что мы теперь будем жить в шоколаде. Так, в принципе, и было. Вербицкий был щедр и ни в чем нам не отказывал. Он относился ко мне не как к бесплатному приложению к Оксане или обузе в виде чужого ребенка, он уделял мне много времени, беседовал на разные темы, интересовался моими увлечениями, желаниями, мечтами. Помогал советами, и я его начала уважать. Если Оксана была для меня подругой, то Павел, наверное, заменил мне мудрого и рассудительного отца, которого у меня никогда не было. И все были довольны: Оксана тем, что Павел принимает ее дочь как родную и ей не придется ему рожать, а я тем, что в моей жизни появился серьезный человек, который меня понимает и поддерживает. Казалось бы, что может быть лучше — мать-подруга и крепкая поддержка от Павла. Идеальная семья. Но все мои иллюзии на этот счет закончились ровно тогда, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Павел закатил грандиозный прием по этому поводу. О таком дне рождении можно было только мечтать. Он арендовал целый клуб, пригласил группу музыкантов, от которых я фанатела, купил мне самое роскошное платье от французского модельера. В общем, я была тогда самой счастливой. Когда день рождения закончился, и мы приехали домой, Оксана тут же поднялась наверх, приняла свое снотворное и легла спать, а Вербицкий позвал меня в свой кабинет и заперся на ключ, я тогда была так счастлива, что даже не обратила на это внимание. Он спросил меня, все ли мне понравилось, усаживаясь рядом со мной на диван. Я была наивной, глупой девочкой и кинулась ему на шею с благодарностями и даже не сразу заметила, что он обнимал меня в ответ не так, как раньше. Не как отец, а… — Виталина напрягается, сглатывает, делая недолгую паузу, а я уже все понимаю. И не могу больше спокойно лежать. Мне хочется вскочить с места и живьем закопать ублюдка. Но я слушаю ее, ведь Вербицкий умер и мне нужно знать, кого она боялась вчера.
— В общем в тот вечер он четко дал мне понять, что вся его щедрость и интерес ко мне далеко не отцовский. Когда он начал прижиматься ко мне и задирать мое платье, я пыталась кричать, сопротивляться, отталкивая его, звала на помощь Оксану. Но все было бесполезно, мне никто не помог. Это потом я узнала, что его кабинет звуконепроницаемый как бункер, хоть бомбу там взрывай — никто ничего не услышит. Он мерзко мне шептал, что я его малышка, пытаясь снять с меня платье. Говорил, чтобы я не сопротивлялась и тогда он не причинит мне боли, но я не слушала его, царапала его ногтями, кусала, била кулаками, продолжая кричать, срывая горло. Тогда он разозлился и ударил меня по лицу, сорвал с себя ремень, связал мне руки, разорвал платье и взял меня, насильно навалившись на меня всем своим противным телом. Мне было жутко больно, до такой степени, что каждое его движение во мне разливалось болью в ногах и животе. Меня тошнило и почти выворачивало наизнанку, от его противных рук и губ, которые терзали мое тело. Я теряла силы с каждой минутой этой пытки, плача навзрыд, скуля, уже моля его отпустить меня и сопротивлялась до последнего. Позже я поняла, что в тот первый раз, он еще был очень нежен со мной, а вся настоящая боль и унижения еще впереди…
ГЛАВА 16
Я думал, что за всю свою жизнь испытал все чувства и эмоции, на которые способен человек. Но сегодня понял, что ошибался. В то время, когда Виталина с холодным спокойствием рассказывала о том, как ее истязал Вербицкий, во мне зарождалась стойкая, непреодолимая тяга убивать. Жгучее желание окунуть эту мразь в грязь и ад, в котором побывала Виталина. С каждым ее новым словом желание усиливалось.