Пустой человек

Михаил идет первым, Светка за ним, держа за рукав и словно боясь потеряться. Виктория шагает последней, так и держа в руке нож. Привычка или боится кого–то?

Коридор заворачивает почти под прямым углом и упирается в дверь. Опять кодовый замок. Классическая военная паранойя или что-то большее – теперь уже не узнать. Строители убежища в лучшем случае сидят по подвалам или стали вертышами. В худшем от них остались тени на бетонных стенах, возле которых людей испарило близкой вспышкой.

– Код тот же?

– Нет, другой. Сейчас наберу.

За этой дверью после набора кода снова слышен гул двигателя и лязганье чего-то металлического. Но сама дверь заперта, Михаил безуспешно дергает за ручку, потом перестает.

– Ждем, это лифт, – внезапно вспоминает он еще кусок кода. – Нам на минус шестой, в командный пункт.

– А там? – внезапно спрашивает Светка. Лицо у нее странно озабоченное, словно разом повзрослевшее.

– А там мы узнаем, для начала, есть ли тут еще люди, – подбадривающе улыбается Михаил. Хотя и через силу, слишком уж устал. – Если есть, знакомимся. Опять же, душ не помешает и поспать минут шестьсот. Да, пожрать бы еще не на бегу! Все остальное завтра.

– Что – остальное? – жестко уточняет Виктория. Кот молча выглядывает из сумки, как будто соглашаясь с вопросом хозяйки.

– Как жить дальше, вот что остальное… – устало отвечает Михаил. Дверь перед ним наконец-то щелкает замком и приоткрывается. По-военному аскетичная кабина, крупная надпись «Не более 8 человек», ряд кнопок, на единице горит красный светодиод.

«Где бы еще набрать эти восемь человек», – грустно думает он. Обе девушки заходят внутрь, Виктория захлопывает за собой дверь. Михаил жмет кнопку «–6» и лифт медленно опускается вниз, куда-то в толщу земли. Кнопки, кстати, размечены до минус десятого, наверное, там склады или нечто подобное.

По командному пункту сразу ясно, что никого больше здесь не было. Слой пыли на креслах у погасших экранов, приглушенный аварийный свет – да и тот вспыхнул только, когда они вышли из лифта. И тишина. Вязкая, давящая по краям сознания тишина.

– Прекрасно! – говорит Виктория, осматриваясь. Ставит сумку с котом к одному из экранов на стол, прямо на клавиатуру. – Какой код полного доступа?

– Давай, это останется моей маленькой тайной? – внезапно отвечает Михаил. Или это говорит часть кода, требующая сохранения тайны изнутри? Не поймешь.

– Светка, отойди к дальней стене, и стой там, хорошо?

Девочка пожимает плечами и идет, куда сказано. Виктория перехватывает в руке нож, провожая ее глазами. Потом снова смотрит на Михаила.

– Догадался? Но зачем тогда приволок меня сюда?

– О чем догадался? – растерянно спрашивает Михаил, но потихоньку осознает, что происходит. – Так ты что, вертыш?! Но… кот же?

Он сует руку в снятый и расстегнутый рюкзак, закрывая его от Виктории телом. Вертыш смотрит на него своими бешеными глазами и медленно говорит, не поворачиваясь:

– Я обещала тебя, Светлана, научить работать ножом… Первый урок.

Ее спортивная фигура, затянутая в военную форму, словно размазывается в воздухе. Доля секунды – и она уже за десяток метров, возле Светки. Почти невидимое движение – и у смешной груши словно срезают верхушку вместе с шапочкой, отрубленная голова падает на пол и остается лежать неподвижно. Тело, еще не знающее, что умерло, дергается, почти взмахивает руками и валится рядом с изувеченной шрамом головой.

Михаил смотрит на умершую Светку, а видит почему-то жену.

Как ее тогда по частям достали из-под завала. На близнецов упала плита, это было страшно, но, вроде бы, сразу, а она… Она немного прожила еще. Наверное, когда он ломал пальцы о бетон, она звала его с другой стороны.

Наверное…

– Урок номер два. Уже для тебя, обычный, – эта стерва просто телепортируется с места на место, никто не может так быстро ходить. Бегать. Даже летать – и то сомнительно.

Виктория уже стоит рядом с ним, держа нож упертым в бок Михаила. Острое лезвие прокололо и куртку, и свитер и упирается под ребро. От лезвия сладко тянет свежей кровью. Кровью еще одной девочки, которую он не смог спасти.

– Код – и ты свободен. Иначе мне придется порезать тебя на ремни, мой малыш.

Сколько злости в голосе, черт бы ее побрал. Сколько злости…

Михаил нажимает на спусковой крючок, даже не вынув руку из рюкзака. Даже не размотав тряпку. Пистолет заклинит, конечно, гильзе вылететь некуда. Но он должен выстрелить. И надеется попасть.

Никакие способности не помогут, когда стреляют в упор. Виктория могла бы успеть зарезать его трижды и ускользнуть от выстрела, если бы предполагала это. Но тут уж у каждого своя судьба. Он выдернул обожженную после выстрела руку и дул на нее, пока вертыш медленно, но неотвратимо подыхал. Виктория стояла на коленях, выронив нож и пытаясь зажать дыру в груди, из которой торчали обломки костей и проглядывало через кровь что-то розовое, пузырящееся, все еще дышащее, надувающее и опадающее наружу. Кот спрыгнул со стола и подбежал к хозяйке, оборачиваясь и шипя на Михаила.

Наплевать.