Пустой человек

– А, прикинь, все это – сон? – внезапно спросил Степа. – Проснемся, а мир цел. И наши все живы. И мне завтра в институт, ко второй паре. Социология труда, прикинь?

Михалыч шел впереди молча. Он даже плечами не пожал, так почти молча и провалился в рухнувший пролет лестницы, державшийся до этого на чьем-то не очень честном слове. Простонал только что-то.

– Михалыч!

Степа успел схватится за торчавший обломок стены, рваную дыру в давно разрушенную квартиру. Лестница обрушилась вниз на пару этажей, словно цепная реакция – верхние ступени снесли собой нижние. Степа отшатнулся назад и рывком вернулся на висевшую в воздухе лестничную площадку.

– Твою же мать… – только и сказал он, вытирая лицо от толстого слоя строительной пыли. На зубах скрипела кирпичная крошка. Путь вниз был отрезан: не спуститься ему на два этажа вниз, до видневшегося остатка ступеней. Седьмой этаж… Вниз прыгать бесполезно. Ногу сломает – и что? Дальше все равно не доползти. До базы четыре километра, шансов ноль. Он машинально вытер рукавом автомат и отставил его в сторону, к стене. Михалыч уже в раю, на арфе играет, под таким завалом точно не выжить.

А вот ему что теперь делать?

Он пнул приоткрытую дверь квартиры. Попробовать найти здесь убежище? До ночи просидит, а потом что? Он поежился, вспомнив останки Вани-прораба. Тот с дуру решил из убежища выйти вечером, уж чего искал, куда шел… Груда мяса и обломки автомата, только что узлом дуло не завязано. А самого Ваню только по ботинкам узнали. Нинка его потом к Михалычу и пошла, а куда теперь ей деваться – один Бог знает.

Степа вернулся за автоматом и зашел в квартиру. Стандартная трешка, мечта жителей позднего Союза. Он прошел по засыпанным мусором коридору, кухне, в стене которой была дыра больше метра в диаметре. Наведался в довольно целый туалет, подсвечивая себе зажигалкой. Три небольшие комнаты. Собиратели из убежищ сюда не заходили, вещи почти все на месте, только раскиданы по полу вперемешку с обломками шкафов. Посуда – не кухонная, а какие-то рюмки, бокалы. Пивная кружка со счастливыми немцами в тирольских шляпах за круглым столом. Сама целая, только ручка отбилась при падении.

У отца почти такая была…

Степа отбросил находку в стену, от чего кружка окончательно брызнула веером осколков.

Он зашел в гостиную и присел на рваный, стоявший криво диван. Вот здесь до ночи можно побыть, а там – то ли ждать гостей, то ли самому… Два магазина. Столько и не надо, чтобы самому. Одного патрона хватит.

Степа выудил из кучи чью-то старую рубашку, отряхнул ее и разложил на диване. На ней разобрал автомат, тщательно протирая от проникающей во все щели пыли. Смазал. Собрал заново. Взвел, щелкнул. Пристегнул магазин и дернул затворную раму снова. Предохранитель, конечно. Все по выученной наизусть инструкции, которая как «Отче наш» и «Yesterday» одновременно…

– Добрый день! Вы только не стреляйте…

Степа сам не понял, как оказался в углу комнаты, сжимая до боли в руках автомат. Палец на спусковом крючке, ствол в сторону входа.

– Кто здесь?

В коридоре захрустела штукатурка и в комнату медленно зашел… Зашло… Вот хрен его знает, кто это, вообще?!

– Я без оружия, – мягко сказал вошедший. Развел руками, медленно, подтверждая свои слова. Голову ему приходилось наклонять, и сильно горбиться, потому что даже так гость упирался макушкой в потолок. Из-за широких плеч выглядывали концы сложенных серых с красноватым отливом крыльев, а нижние края при ходьбе волочились по полу. Прекрасное лицо, словно вылепленное скульптором, ярко-синие глаза. Вместо привычных для Степы камуфляжных курток или обносков еще тех, довоенных вещей, на госте была темно-серая грубая рубаха почти до пола.

– Я – ангел. Мы ищем выживших, чтобы спасти, – обыденно сказал вошедший и опустил руки.

– Серьезно? – как-то по-детски уточнил Степа. Но автомат опускать не спешил. – Слава Богу.

– Абсолютно серьезно, – ответил гость. Голос у него был глубокий, звучный. – Пойдем со мной.

– Куда?

– Как – куда? В землю, где нет боли и смерти, мой юный друг. Ведь мы же – друзья?

– Даже не знаю, – растерянно произнес Степа и все–таки опустил автомат. Стрелять в эдакое чудо – как-то неправильно. – Ты реально прилетел? И сможешь меня отсюда унести?

– Да. И еще раз – да. Пойдем.

– Хорошо… – Степа положил автомат на диван и подошел к ангелу. – Что от меня нужно?

Тот пожал плечами, отчего крылья за спиной тоже всколыхнулись:

– Да ничего не нужно. Только согласие.

– Я согласен.

Ангел поднял руки, опустил их на плечи Степы и неуловимым движением свернул ему шею, одновременно подняв руки к голове и крутанув изо всех сил.

Удерживая обмякшее тело на весу, он вонзил оказавшиеся длинными и острыми зубы в шею и начал жадно пить кровь, не обращая внимания на брызги на своей тоге, крыльях и стене. Потом вырвал из шеи кусок мяса и начал медленно, со вкусом жевать.

– Теперь, – отрываясь от добычи, негромко сказал он. – Ты в мире, где нет боли. А я заодно и пожру как следует. Вам все ангелы на одно лицо, придурки, а мы – довольно разные.