Пустой дом и другие рассказы

Ночь была совершенно тихой и настолько темной, насколько это можно себе представить. Я, спотыкаясь, спустился по тропинке к маленькой пристани, где вода издавала очень слабое журчание под бревнами. Звук падения большого дерева в лесу на материке, далеко за озером, вызвал эхо в тяжелом воздухе, как первые выстрелы далекой ночной атаки. Ни один другой звук не нарушал безраздельно царившей тишины.

Когда я стоял на пристани в широком всплеске света, который следовал за мной из окон гостиной, я увидел, как другое каноэ пересекло полосу неясного света на воде и сразу же исчезло в непроницаемом мраке, который лежал за ней. На этот раз я видел более отчетливо, чем раньше. Оно было похоже на прежнее каноэ, большое берестяное, с высоким гребнем на носу, кормой и широкими бортами. На нем гребли два индейца, из которых тот, что был на корме – рулевой, – казался очень крупным мужчиной. Я мог видеть это очень ясно; и хотя второе каноэ было гораздо ближе к острову, чем первое, я решил, что они оба направлялись домой, в Правительственную резервацию, которая находилась примерно в пятнадцати милях на материке.

Я мысленно задавался вопросом, что могло привести индейцев в эту часть озера в такой поздний час, когда третье каноэ, точно такой же конструкции, также занятое двумя индейцами, бесшумно обогнуло конец причала. На этот раз каноэ было намного ближе к берегу, и мне вдруг пришло в голову, что три каноэ на самом деле были одним и тем же, и что только одно каноэ огибало остров!

Это было отнюдь не приятное размышление, потому что, если бы это было правильным решением необычного появления трех каноэ в этой уединенной части озера в столь поздний час, можно было бы разумно считать, что цель двух мужчин каким-то образом связана со мной. Я никогда не слышал, чтобы индейцы пытались применить какое-либо насилие к поселенцам, которые делили с ними дикую, негостеприимную страну; в то же время, это не выходило за рамки возможного, чтобы предположить.... Но тогда я не хотел даже думать о таких отвратительных возможностях, и мое воображение немедленно искало облегчения во всевозможных других решениях проблемы, которые действительно достаточно легко приходили мне на ум, но им не удавалось рекомендовать себя моему разуму.

Тем временем, повинуясь какому-то инстинкту, я отступил подальше от яркого света, в котором до сих пор стоял, и стал ждать в глубокой тени скалы, чтобы посмотреть, не появится ли каноэ снова. Здесь я мог видеть, оставаясь незамеченным, и предосторожность казалась разумной.

Менее чем через пять минут каноэ, как я и ожидал, появилось в четвертый раз. На этот раз оно было не более чем в двадцати ярдах от пристани, и я увидел, что индейцы намеревались высадиться. Я узнал в этих двух мужчинах тех, кто проходил мимо раньше, а рулевой, несомненно, был огромным парнем. Это, несомненно, было то самое каноэ. Больше не могло быть никаких сомнений в том, что с какой-то своей целью люди в течение некоторого времени кружили вокруг острова, ожидая возможности высадиться. Я напрягал зрение, чтобы проследить за ними в темноте, но ночь полностью поглотила их, и даже слабейший свист весел не достигал моих ушей, когда индейцы совершали свои длинные и мощные гребки. Каноэ должно было снова развернуться через несколько мгновений, и на этот раз было возможно, что люди смогут высадиться. К этому нужно было хорошо подготовиться. Я ничего не знал об их намерениях, и два к одному (когда эти двое – большие индейцы!) поздняя ночь на одиноком острове не совсем соответствовала моим представлениям о приятном общении.

В углу гостиной, прислоненная к задней стене, стояла моя винтовка "Марлин" с десятью патронами в магазине и одним, плотно лежащим в смазанной обойме. Было как раз время подойти к дому и занять оборонительную позицию в том углу. Ни секунды не колеблясь, я подбежал к веранде, осторожно пробираясь между деревьями, чтобы не быть замеченным на свету. Войдя в комнату, я закрыл дверь, ведущую на веранду, и как можно быстрее погасил все шесть ламп. Находиться в комнате, так ярко освещенной, где за каждым моим движением можно было наблюдать снаружи, в то время как я не мог видеть ничего, кроме непроницаемой тьмы за каждым окном, было по всем законам военного времени ненужной уступкой врагу. И этот враг, если это был враг, был слишком коварен и опасен, чтобы получить какие-либо подобные преимущества.

Я стоял в углу комнаты, прислонившись спиной к стене и положив руку на холодный ствол винтовки. Стол, заваленный моими книгами, находился между мной и дверью, но первые несколько минут после того, как погас свет, темнота была такой плотной, что вообще ничего нельзя было различить. Затем, очень постепенно, стали видны очертания комнаты, и рамки окон начали смутно вырисовываться перед моими глазами.