Читаем Пустошь (СИ) полностью

Короткий кивок, хотя руки сжимаются. Эта злость беспомощна…


- Хорошо.


Хлопок по плечу водителя, и джип медленно останавливается на обочине.

Наруто толкнул дверь, выбираясь наружу.


- Береги себя, Узумаки. Иначе Саске…


Наруто не стал дослушивать, зло захлопнув дверь за собой. Хлопок вышел здравым, словно бы выражая всю накопившуюся злость. Презрительно рыкнув мотором и насмешливо сверкнув фарами, тот съехал с обочины обратно на трассу и быстро покатился вперёд.

Всё возвращалось.

Наруто запустил руки в волосы, сжимая их и сцепляя зубы до боли в челюсти.

Пришлось прикрыть глаза, втягивая и выпуская из себя отравленный воздух. Пришлось дышать рвано, чтобы сердце успокоилось, но его всё равно сковало спазмом, заставившим покачнуться. Ухватившись рукой за грудь, Узумаки открыл рот, пытаясь пропихнуть внутрь побольше воздуха, но боль была настолько ошеломляющей, словно чёртов орган разрубили пополам.

Сгорбившись, парень сильно зажмурился до белых кругов перед глазами. Колени ударились о колющий даже сквозь джинсы гравий, ладонь второй руки упёрлась в эти каменные иглы, сцарапывая кожу, высекая кровь.

«Только бы…не вырубиться», - с трудом подумал Наруто, кое-как разлепляя глаза и глядя на неровную насыпь, быстро покрывающуюся мелкими каплями вновь припустившего дождя.

Сердце сделало один удар о рёбра. Он отозвался болью в левой руке и странной вязкой слабостью в ногах. Хотелось опуститься на гравий, хотелось почувствовать его колкую холодность под щекой и просто раствориться в воздухе.

Ещё один удар - дышать становится легче.

Заставлять своё сердце биться, ради чужого. Вытягивать из уставшего комка плоти последние жилы, заводя его каждый раз, когда оно собирается замолчать навсегда. Оно готово, нужно только согласие.


- Не дождёшься, - прорычал блондин, поднимаясь.


Приступ отступил. На этот раз…

А взгляд прошелся по вроде бы знакомой, но очень смутно, местности. Эта трасса определённо вела к его пригороду, где жили родители.

С которыми он не выходил на связь очень давно…

Если бы он мог чувствовать что-то помимо боли…то испытал бы приступ совести. Ведь он поступал, как самый последний эгоист, отрезавшись от всего, кроме своей боли, кроме своих чувств и проблем. Забыл о том, что помимо него есть куча людей, которым важно знать, что он, Наруто, в порядке.

Узумаки никогда не хватало циничности признать, что всем глубоко наплевать на какого-то там парня, ступившего на очень скользкую дорожку. Ему не хватало разочарования в людях, чтобы увидеть в чужих глазах безразличие и поверить - пока ты вне поля зрения человека, тебя для него не существует и о тебе не думают.

Дорога делила раскинувшееся перед ним поле на две части: одну серо-жёлтую, другую - рыхло-чёрную. Вороны радостно скакали по обеим из них, собирая то, что не успели убрать. Вороны - падальщики…

Дорога не пускала то умирающее буйство жёлтого перекинуться на траурно перепаханное поле слева. Она выжженной артерией делила эти две половины одинаково догнивающих лёгких на две части, в каждой из которых смерть проявлялась по-своему.

Низко стелющиеся, забытые всеми колоски пшеницы почему-то признали негодными для сбора, оставив их догнивать под осенними дождями и ветрами. Если бы поросль получила новое место, то смогла бы уронить свои семена в чистую почву, дать новую жизнь тонким росткам и уже к весне вспыхнуть ярко-жёлтым огнём.

Но эта высохшая артерия…

***

- И какого чёрта тебе надо? - тихо спросил Саске.


Хотя он уже битый час задавался другим вопросом:

«Какого чёрта мне здесь надо?».

Он пришёл в их старый семейный дом после звонка Итачи. Брат, как всегда, отказывался объяснять причины по телефону, закончив разговор тем, что посоветовал не задерживаться. Мол, это было так важно, что можешь оставить свою учёбу и притащить свою задницу домой.

Саске усмехнулся, проводя пальцами по запылённой кухонной стойке. Мать редко позволяла пыли в таком количестве собраться на ней…


- Уволь на хер гувернанток, - процедил Учиха и растёр пыль между пальцев. - Почему ты вообще не продашь эту рухлядь?


Итачи сидел за столом и смотрел перед собой на чёрный плоский телефон. По лицу брата было невозможно угадать тему предстоящего разговора, но, зная того, она будет из длинного занудного списка тем, на середине которых хочется уснуть или вырубить собеседника.

В голове немного шумело, а движения были нескладными, но Саске упорно пытался удержать своё тело в более-менее нормальном положении.


- Ты пьян, - заметил Итачи, переводя взгляд на брата.


- О, да ты что? - прыснул младший. - А я и не заметил…


Он открыл ящик тумбы, но тот был пуст. Недовольно скривившись, Саске дёрнул новые дверцы и непонимающе уставился на пустую банку из-под сахара. Она смотрелась в совершенно свободном от вещей отсеке глупо, как и они с Итачи в этом остывшем доме.


- Отец где-то держал виски…


- Оно в гостиной, - подсказал Итачи, и, усмехнувшись, Саске двинулся туда.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее